|
– Если это справедливый суд, – вопросил он, – тогда почему в жюри римлян больше? Цезарь посмотрел на него с удивлением. – Число присяжных должно быть нечетным, чтобы при вынесении решения избежать ни-чейного результата, – спокойно объяснил он. – Состав жюри определялся по жребию, ты сам это видел. Кроме того, на данном процессе все члены его наделены правами римлян – все имеют равные голоса. – Что это за равенство, когда римлян двадцать шесть, а галлов двадцать пять? – Ты был бы удовлетворен, если бы я ввел в жюри еще одного галла? – терпеливо спросил Цезарь. – Да! – выкрикнул Верцингеториг и покраснел, заметив в глазах римских легатов насмеш-ку. – Тогда я это сделаю. А теперь сядь, Верцингеториг. Поднялся Гобанницион. – Да? – спросил Цезарь, уверенный в этом арверне. – Я хочу извиниться за поведение моего племянника, Цезарь. – Извинения приняты, Гобанницион. Мы можем продолжить? Выслушали обвинителей, свидетелей, выступили адвокаты. Цезарь с удовольствием отме-тил прекрасную речь Квинта Цицерона в защиту Аккона – пусть-ка Верцингеториг покритикует это! Затем вынесли приговор, на что ушла большая часть дня. Тридцать три члена жюри заявили: «Виновен!» Остальные не нашли в действиях Аккона вины. За осуждение голосовали все римляне, шестеро ремов и один лингон. Но девятнадцать других галлов, включая троих эдуев, настаивали на оправдании. – Приговор вынесен и обжалованию не подлежит, – ровным голосом объявил Цезарь. – Аккон будет подвергнут порке и обезглавлен. Незамедлительно. Желающие могут присутство-вать. Я искренне надеюсь, что этот урок запомнится многим. Наши договоренности не бездели-ца, нарушать их нельзя. Поскольку официальные заключения суда делались на латыни, Аккон понял, каков приго-вор, только когда римская охрана встала по обе стороны от него. – Я свободный человек в свободной стране! – выкрикнул он, выпрямляясь. Верцингеториг зааплодировал было, но Гобанницион звонкой пощечиной остудил его пыл. – Уймись, идиот! Тебе что, всего этого мало? Верцингеториг вышел из зала и пошел прочь, подальше, чтобы ничего не видеть и не слы-шать. – Говорят, то же самое произнес Думнориг, когда Лабиен отсекал ему голову, – сказал по-следовавший за ним карнут Гутруат. – Что? – спросил Верцингеториг, дрожа и покрываясь холодным потом. – Что? – «Я свободный человек в свободной стране», – так он сказал. Его больше нет, а Цезарь живет с его женщиной. Мы не свободны. – Мне не нужно этого говорить, Гутруат. Мой собственный дядя дал мне пощечину перед всеми! Почему? Потому что лишь Цезарь прав, а мы все перед ним виноваты? – Потому что в этой стране свободен один только Цезарь. – О, клянусь Дагдой, Таранисом и Езусом, я сам насажу его голову на дверной шест! – крикнул Верцингеториг. – Как он посмел учинить это судилище, больше похожее на расправу? – Посмел, потому что он блестящий военачальник блестящей армии, – сквозь зубы прого-ворил Гутруат. – Он попирает нас целых пять лет, Верцингеториг, а мы где были, там и остаем-ся! Он практически покончил с белгами и не тронул нас, кельтов, лишь потому, что мы не риск-нули с ним драться. Кроме бедных армориков – посмотри, что с ними сталось! Венеты проданы в рабство, эзубии стерты с лица земли. Появились Литавик и Котий, лица их были угрюмы. Кардурк Луктерий и вергобрет лемо-виков Седулий подошли следом. – В том-то и дело! – воскликнул Верцингеториг, глядя на подошедших. – Цезарь уничто-жал белгов последовательно, поочередно. Он никогда не нападал на несколько племен сразу. Одна кампания – эбуроны, другая – морины, затем нервии, затем белловаки, атватуки, менапии, треверы. |
