..
- Это была борьба, к которой мы имели пристрастие, - вскричал Берн. - И, кроме того, вопрос состоит не в том. Вы не можете понять. Разориться, для человека, подобного моему отцу, деду, значило лишиться жизни, даже хуже! И это закаляет, делает каждого суровым. Это несчастье, стыд! Когда ценой труда и жертв достигается цель, к которой стремишься, то чувствуешь себя в полном согласии с Богом и с самим собой. Чувствуешь, что выполнил долг по отношению к детям и потомкам. Мой отец хотел, чтобы я продолжил его дело и привел его к процветанию.
Увидев, что я тоже желаю этого, он благословил меня на смертном ложе, передав мне плоды своих трудов, развитию которых вы были свидетельницей.
Потерять все, что составляло наше существование, оставить на произвол судьбы плоды трудов нескольких поколений, предать их в недостойные руки грешников... католиков... я все время себя в этом упрекаю. Достойнее было бы остаться в Ля Рошели, среди наших стен.
- И погибнуть на галерах?
- Не знаю... Может быть, это было бы достойнее...
- Вот мужчины!.. Вас, похоже, мало интересует будущее ваших детей, которые остались без защиты.
Словно иллюстрация ее слов маленький Лорье выбежал навстречу с раскрасневшимися щеками, с развевающимися волосами, с победоносным и озабоченным видом. Он, как и остальные дети, бегущие следом, держал ведерко, наполненное ракушками и другими дарами берега.
Габриэль Берн отвел взгляд, отказываясь признать свою неправоту.
- Вы отвергаете героизм!
- Если это ваш единственный аргумент, то я его отвергаю. Хотя воспоминание о гугенотах, которые гонят в спину других гугенотов, ставших католиками, и нещадно поражают их своими саблями, не является самой красивой картиной в моей памяти.
Обескураженный, Берн предпочел не отвечать.
Они оба знали, что во время этой прогулки, этой оживленной перепалки, пройдя город и подходя к лесу, они не решались коснуться основной темы, которая мучила их обоих: несчастья, которое произошло с любимой и провинившейся дочерью Берна - Севериной. Словно, чтобы перейти к этому вопросу, он заговорил о своем сыне, Мартьяле. Вопрос был о том, что он должен возвратиться в Новую Англию для продолжения занятий. Большую часть свободного времени он проводил на воде вместе со сверстниками. Они не задумывались о том, что нужно перенимать опыт старших и не расстраивать их своим постоянным отсутствием. Их родители потеряли все на родине и не уставали оплакивать свои богатства. А дети считали себя уже Гражданами Нового Света, здесь они быстрее освоились, чем старшие, и это, по их мнению, давало им право пренебрежительно относиться к их советам.
Если взглянуть на ситуацию под этим углом, то действительно, она выглядела мрачновато, признала Анжелика. Но она знала также, и это подтверждал ее муж, что деятельность молодежи, плавающей по заливу, была довольна выгодна Голдсборо. Отважные подростки патрулировали водные рубежи города, словно кочевые племена, и довольно хорошо следили за подступами к нему.
Что же касается Мартьяла, то проводя половину своего времени в лодке, он, тем не менее, продолжал с успехом выполнять обязанности секретаря губернатора, замещая молодого человека, найденного Анжеликой и сбежавшего без лишних прощаний.
- Вы говорите об этом... Натанаэле де Рамбур? - спросил Берн, который стал похож на быка, увидевшего красную "мулету" на испанской корриде. - Меня бы не удивило, если бы этот большой дурак, без всяких принципов был бы... был бы...
- Возлюбленным Северины, - докончила Анжелика. |