Он там второй год, все знает. Обеспечит тебе мягкую посадку. Ты ведь и на землю, и на воду прыгал, а? А тут тебе хорошая гостиница, приличные командировочные.
Алекс кивнул: нет проблем, все будет сделано тип — топ…
— Да, и еще — вытащил «Туз» новую пачку фотографий. — Здесь уже снимков побольше: вот это — профессор Бреннер, а это — его посредник, который все там ему организовывает: скользкий такой хомячок из Баку. Фамилия, правда, у него греческая: Панадис. Но кто он и что на самом деле пока никто не знает. Здесь, в Израиле, мы за ним следим…
— Когда отлет? — бодро спросил Алекс.
— Как когда? — Генерал, чувствовалось, израсходовал боль шую часть приветливости, положенной для отправляемого в Рос сию капитана полиции. Вопрос прозвучал раздраженно. — Завтра…
— А я успею? — ошалело спросил Алекс.
— Успеешь, как миленький, — вот билет на самолет! Рейс «Эль-Аль». Сейчас топай в бухгалтерию, получай деньги. Ключ от сейфа оставь у секретаря. Пистолет…
— Понятно.
Алекс встал. «Туз» подошел к нему, обнял за плечи:
— Крончер, мы возлагаем на тебя большие надежды. Смотри не подкачай… Дополнительные инструкции получишь в Москве. У нашего представителя…
Виктор Чернышев начал традиционно.
С места происшествия.
Китаец снимал квартиру в многоподъездной «восьмиэтажке» — лежачем небоскребе, протянувшемся внутри квартала. Со всех сторон вокруг его закрывали другие дома. Разнокалиберные, разноэтажные. Свободная застройка семидесятых.
В стороне виднелась аптека, несколько магазинов. Окна домов смотрели друг на друга. В часы «пик» нескончаемая череда людей тянулась отсюда к автобусам, к метро.
Чернышев приехал к дому поздно вечером.
Сейчас здесь было пусто и тихо. Виктор постоял у подъезда.
Короткоостриженный, не очень высокий, сухощавый крепыш лет 35, даже по виду, малоразговорчивый, жесткий, уверенный в себе, каких много в Москве.
Теперь на таких все больше обращали внимание, скорее всего, из-за скрытой угрозы, исходившей от них, хотя они и старались не выделяться, раствориться в безликой толпе.
Поднявшись на восьмой этаж, Виктор подошел к окну. Пейзаж был знакомый: «Ночь, улица, фонарь, аптека…»
Окна квартиры, в которой был убит Ли, тоже выходили на эту сторону. По меньшей мере, из десятка окон в доме напротив могли заглянуть в тот вечер к нему в комнату, не задерни он предусмтрительно шторы.
Кто-то мог, случайно глянув вниз, увидеть и киллеров, входивших в подъезд. Или выходивших из него…
Во многих окнах в доме напротив и сейчас еще горел свет.
Чернышев принялся внимательно просматривать их одно за другим, пока не нашел то, о котором писал в своем рапортие участковый…
На звонок в дверь долго никто не отвечал, потом раздался глухой мужской голос:
— Кто?
Виктор назвался.
Непродолжительное молчание: там, по — видимому, переварили внезапное вторжение.
— Подождите… Сейчас…
Дверь открылась, и перед Виктором предстал человек его возраста в инвалидной коляске. «Телеглаз», как назвал его участковый.
Лицо инвалида, как у всегда у тех, кто мало бывает на воздухе, светилось желтовато — серым налетом, но глаза под бритым черепом смотрели настойчиво и яростно…
Виктор непроизвольно отвел взгляд.
В прошлой своей жизни, ничего кроме брезгливости, не мог он испытывать к человеку, подглядывавшему в оптический прибор за соседями.
Но в той его, Чернышева, жизни «хорошее» было четко и бескомпромиссно отделено от «плохого». |