Тогда они, все — таки, вырвались из засады. Удастся ли сделать это сегодня?

Вокруг снова столпились зеваки.

Что движет людьми в такие моменты? Жестокое любопытство? Суеверная радость: не я? А может, — это выхлопной канал человеческой агрессивности?

Уклон, и нога Ченя в тяжелом, с металлической поверху пластиной проносится у его подбородка.

А теперь бить самому: с поворотом, как учили! — мелькает в мозгу Виктора.

В тот же момент его и Ченя хватают несколько сильных рук. Сначала он ничего не понимает: ч то произошло? Почему толпа вокруг из окаменевшей в напряжениом молчании вдруг становится живой и шумной?

Лица движутся, жестикулируют, улыбаются. Ах да, — новые действующие лица. Группа захвата! Явились, не запылились! По дороге в районе Лыткарина они попали в автоааварию, конфисковали попутный микроавтобус… Но все равно не опоздали.

На китайском мафиози — наручники.

Анастасия что — то объясняет старшему группы, видно, передает номера машин — первой, на которой уехали китайцы, и второй — в какую сели «новые русские».

Группа захвата заталкивает Ченя к себе в микроавтобус. Повеселевшая толпа возбужденно переговаривается: она на их стороне. Справедливость — с полицейскими. Они — стражи порядка.

На них показывают пальцами, улыбаются. Ими гордятся. Радуются. Порок наказан, справедливость восторжествовала.

Виктор растерянно оглядывается:

— Блин! Где мой телефон?

Он возвращается на пустырь за коммерческими палатками, ходит, чертыхаясь, вглядывается в вытоптанный снег и, в конце — концов, находит его. Но пользоваться им ему уже никогда не придется. Он разломан ко всем чертям.

Ему навстречу идет Алекс. Он первым увидел спецназовцев и убрался в сторону, чтобы не подвести Виктора и Анастасию. Тем ведь категорически запретили брать с собой иностранца:

«Вы что, оборзели?. А страховка? А выплата пособия семье при несчастном случае? „Черный тюльпан“? Транспортировка? За чей счет, гаврики?»…

— Ну что, капитан, выпьем? — спрашивает Виктор.

— Сейчас? — Крончер вздрагивает.

Они следуют в ларек, у которого только что разыгрывался бой местного значения, Виктор о чем-то переговаривается с продавцом. К ним присоединяется Анастасия и они проходят в святая-святых, в глубь.

Тут еще недавно кто-то выпивал. Немытые стаканы, крошки хлеба оборванные бумажки-лицензии…

Продавец открывает им бутылку «Привета». Потом — банку огурцов. Ставит три стакана…

— Ты, действительно, завтра летишь? — спрашивает Виктор.

— Да. Эмиссар мной не очень доволен…

— Значит, и тебе ничего не светит?

— Абсолютно.

— Тогда это, тем более, необходимо отметить. Чень — весьма крутой мужчина. И мы справились с ним.

— И с Рындиным тоже, — добавляет Анастасия.

Ей невесело. Может, еще в большей мере, чем Крончеру.

Чернышев разливает водку.

— Видела бы меня сейчас моя мать, — криво ухмыляется Алекс.

— Ну, — машет рукой Виктор, — моя к такому давно привыкла… Может, у нее было на это больше времени?!

И снова аэропорт. Только на этот раз — международный. «Шереметьево».

В том, что эту ночь ни Анастасия, ни Алекс не спали, у Виктора нет никаких сомнений: у обоих от зевков, как они не старались это скрыть, стягивало лица, а под глазами, как чеканка, выделялись темные круги.

Какое идиотство — условности, подумал Чернышев, глядя на них.