— Лайнер действительно в Воронеже. Какая-то техническая накладка: они тонкости не сообщают…

— Может забастовка?

— Не знаю. Пассажиров отправляют в Москву самолетами местной авиалинии. Группу захвата в Домодедове сейчас предупредят… Вот все. Как сам?

— Нормально.

— У тебя адрес этого… Ковальского… Записан? А то тут, у нас, понимаешь… — майор был непрочь похвастать успехами этих последних суток. — Расчлененный труп, который нашли в Видном, опознан. Привезли туда его, между прочим, из Медицинского Центра. На складе у них, под батареей, нашли абсолютно такой же рюкзак…

— Молодцы! — последовал ответ.

Но Ловягин насмешки то ли не почувствовал, то ли ее проигнорировал.

— Сейчас все раскручивается. Заодно пошло дело об убийстве китайца. При Рындине оказался пистолет, из которого был убит Ли… Рындин из него и порешил себя. В курсе?

— Слыхал: три пули в сердце. Одна в одну…

— Ну, мы его обложили последнее время. Ему не оставалось другого выхода. — Ловягин задержал дыхание. — А чего ты насчет трех пуль?

Ответ Чернышева его озадачил:

— Да просто никогда не слыхал, чтобы самоубийца стрелял так много и кучно… А ты, Ловягин?

В трубке напряженно молчали.

— Ладно, давай…

В «Быково» царило настоящее столпотворение. Маленький подмосковный аэропорт походил на железнодорожный вокзал где-нибудь в глубинке много лет назад.

Кроме ташкентского лайнера в Воронеже приняли еще несколько больших самолетов, летевших в столицу России из Центральной Азии: рейса Душанбе-Оренбург-Москва, а также киргизский борт из Бишкека. Из Воронежа пассажиров переправляли в Москву, в «Быково».

Прибывавшие, кого никто не встречал, с ходу уходили к автобусам, к такси, к станции железной дороги. Однако больше было других — тех, кто ожидали своих встречающих из Домодедова. Они забили всю прилегающую к аэропорту площадь, не говоря уже о помещениях. Как в этой толчее можно найти друг друга, было непонятно.

Людское море разлилось широко и деловито во все стороны. Береговыми мысами простирались шеренги огромных клетчатых сумок, какими любят пользоваться челноки. Только вместо волн вдоль них перемещались снующие туда и сюда люди.

Терминал тут был куда меньше, чем в Домодедове, а репродукторы особенно гнусно искажали голоса дикторов. Казалось, кто — то нарочно, чтобы разозлить толпу, приставил ко рту гребенку и бубнит в нее через газету, отчего каждый звук так невыносимо дребезжит и вибрирует.

Чернышев и его команда пробирались сквозь толпу к залу прилета…

— Думаешь, те кто их встречает, могли выбраться из Домодедова так же быстро, как мы… — в голосе Алекса слышалось сомнение.

— Скорей, чем ты предполагаешь: забыл, что они везут? Да они любые деньги дадут!.. Вертолет купят: только бы поскорее попасть сюда…

«— Граждане встреч- ктрч-ук…» — закудахтало радио.

Было ясно: очередной самолет из Воронежа уже на подлете. Следовало отдать должное «Аэрофлоту» — здесь делали все, что бы у пассажиров было меньше оснований для недовольства.

И в этом приземлившемся самолете бортпроводника Мустафы Раджабова не оказалось. Прилетели пассажиры другого борта — не ташкентского…

Где-то через полчаса Крончер не выдержал и отправился на поиски кофе. Но до цели он так и не дошел.

За коммерческими палатками со спиртным, коробками импортных конфет и различной снедью с яркими ярлыками, в окружении своих четверых соотечественников стоял плечистый высокий китаец.