— Ты знаешь, что в последнее время ее имя упоминается очень часто, дорогая. Я не вижу никакой…

— А еще они просматривают все статьи о твоих родителях.

— Представляю, сколько им понадобится времени. Они будут читать их дольше, чем «Книгу Страшного суда».

— Феликс, это тебя совсем не беспокоит?

— Нисколько. Фоби знает обо мне все. Это одна из причин, почему я люблю ее. Дэн не может раскопать ничего, что я ей уже не сказал.

— Боже, я так не хотела говорить тебе об этом! Фоби Фредерикс — старая подруга Саскии, Феликс.

— Я знаю. — Они вместе учились в школе. Куда ты клонишь? Знаешь, я ужасно устал.

— Фоби — агент-провокатор Саскии. Она действует в ее интересах. Они все согласовали между собой… Феликс?.. Ты слушаешь меня? Феликс?

— Я не верю тебе.

— Дэн Нишем тоже все знает, и я полагаю, что он вскоре собирается этим воспользоваться. Он уже уговаривает руководство «Ньюз» поместить историю в газеты в тот же день, который Саския выбрала для того, чтобы заклеймить тебя позором. В воскресенье она будет во всех таблоидах. Что означает, что ты можешь попрощаться с мистическим проектом Пирса в тот же момент, когда Фоби Фредерикс попрощается с тобой.

— А я прощаюсь с тобой прямо сейчас, Сюзи. Я не знаю, чего ты собираешься добиться этой ложью, но позволь мне сказать — единственный агент-провокатор здесь — это я!

— Что?

— Считай это небольшой провокацией. Ты уволена! Ты больше не будешь моим агентом, дорогая.

— Феликс, ты не можешь так поступить! Феликс? Феликс!.. Феликс? Черт!

Следующие две недели Фоби виделась с Феликсом каждый день.

Единственным выходом для нее оставалось смотреть на их отношения так, словно она смотрит на ребенка, которому осталось жить всего неделю. Она могла проплакать эту неделю или сделать ее лучшим временем своей жизни. Если бы она плакала, то ребенок страдал бы, и возможно, умер до рождения. Если она будет жить полной жизнью, наслаждаться каждой секундой, сделает эту неделю лучшей в своей жизни, тогда у нее останется надежда, что произойдет какое-нибудь чудо и спасет его. Поэтому она сократила десять месяцев осторожного, внимательного ухаживания до десяти дней бурного, великолепного, наполненного смехом водоворота.

Ее удивляло то, что Феликс казался таким же отчаянным, энергичным и так же хотел сделать все и сразу. Казалось, что две отдельные жизни перестали существовать, и они жили одной — яркой.

Они много ели, еще больше занимались любовью, разговаривали до хрипоты и смеялись, как обкуренные.

Никогда в своей жизни Фоби не чувствовала себя так глупо, и это ее совершенно не заботило. Она улыбалась всем подряд, когда была с Феликсом и без него. Она обнаружила, что глупо ухмыляется пассажирам в метро, бизнесменам на улицах и плакатам с призывом заняться благотворительностью. Она вела с ним воображаемые разговоры, когда его не было рядом. Иногда вслух, прямо в общественном транспорте. Она выглядела лучше, чем могла думать, при таком малом количестве сна и таком большом аппетите. На нее все смотрели. Одним из побочных эффектов влюбленности, начала думать Фоби, было то, что ей делали больше неприличных предложений, чем супермодели с классной одеждой и шаткой моралью, которая также являлась единственной наследницей смертельно больных родителей.

Казалось, им с Феликсом совсем не требовался сон. В три часа утра они все еще разговаривали, танцевали, смеялись или занимались любовью. Фоби никогда не испытывала ничего подобного без помощи романов Джеки Коллинз или легких наркотиков.

И это было так же недешево.