В груди затрепетало. Наконец-то мы увидим Стеллу.

— На месте преступления полиция обнаружила отпечаток обуви, — продолжал Блумберг, почесывая шею. — Такого же размера и с таким же рисунком на подошве, как у Стеллы.

Я сжал руку Ульрики.

— И все? — спросил я. — Единственное доказательство? А при обыске они ничего не нашли?

— Пока рано что-либо утверждать. Некоторые предметы, изъятые из вашего дома, отправлены на анализ в лабораторию.

— Это обычно затягивается? — спросил я.

— Ответ будет получен через несколько дней, — ответил Блумберг. — Сейчас речь идет о помещении в следственный изолятор. Проще говоря, Стеллу будут держать в изоляторе, пока полиция не получит ответа из криминалистической лаборатории. Чтобы человека поместили в изолятор по подозрению в преступлении, многого не нужно.

— То есть достаточно даже отпечатка обуви?

Блумберг взглянул на Ульрику, как бы предполагая, что она должна что-то сказать. Словно в ее обязанности входило объяснять все своему недотепе-мужу.

— Мне кажется, вы должны быть готовы к тому, что ее поместят в изолятор.

Это звучало так, будто нам следовало покориться судьбе. Ужасно. Я взглянул на Ульрику — она молча кивнула. Что происходит?

— Кто прокурор? — спросила Ульрика.

— Йенни Янсдоттер.

— Она — один из лучших прокуроров.

Мне трудно было судить, хорошо это для нас или плохо. Как-то не доводилось углубляться в тексты законов о лишении свободы. Большинство людей, к счастью, никогда с этим не сталкивается. Несмотря на то что я женат на адвокате, мои познания в данном вопросе, мягко говоря, ограниченны. Теперь-то я знаю, как немного требуется улик, чтобы засадить человека за решетку. Сколько раз я слышал прямо противоположное — полицейские с горечью сетовали, что преступника освобождают еще до того, как его успели посадить под замок, общественное мнение стоит на том, что шведская правоохранительная система разваливается и слишком много заботится о правах подозреваемых и осужденных, не принимая в расчет страдания потерпевших и их близких. Раздавались призывы ужесточить наказания, строже обращаться с преступниками. Я сам, работая в тюрьме, не раз думал в таком же ключе. У меня не было повода взглянуть на все это с другой стороны.

— Кроме того, у прокурора есть свидетель. Соседка, — продолжал Блумберг и, подавшись вперед, прочел: — Мю Сенневаль.

Он произнес это спокойным тоном, словно призывая нас смириться. Но ведь он должен быть в ярости! Рваться в бой!

— Свидетельница, — проговорил я, — как она может быть уверена, что видела именно Стеллу? Ведь она ее не знает.

— Она утверждает, что много раз видела ее в «H & M».

— Много раз… — повторил я.

Ульрика толкнула меня в бок.

— Что говорит Стелла?

Блумберг откашлялся и провел рукой по волосам. И снова он заговорил, обращаясь только к Ульрике. С каждой секундой во мне росла убежденность в его некомпетентности.

— После закрытия магазина Стелла пошла с несколькими коллегами в ресторан на Главной площади. Они поужинали и выпили по бокалу-другому вина. Около половины одиннадцатого Стелла покинула ресторан. Все коллеги это подтверждают. О том, куда она направляется, она ни словом не обмолвилась, однако все были уверены, что она сядет на велосипед и поедет домой.

— Но она этого не сделала?

— Сама Стелла говорит, что поехала в сторону «Тегнерс» и зашла еще в несколько баров. Она точно не помнит, где находилась в тот или иной период времени.