— Тебе? — Роман с улыбкой оглядел могучую фигуру Игната.

— А я не человек? Такой как все. Может немного побольше, чем иные, но человек. Во время коротких привалов меня научили стоять на трех точках.

Роман засмеялся. Ему это было знакомо. Он и сам так делал. Расставит ноги, и держится за дуло своей винтовки. И так сипит, пока не прикажут двигаться вперед.

— Мы тогда по 100 километров за двое суток отмахивали по снегу. Пришлось хлебнуть. А чего с братаном твоим?

— Задумался перед боем, — ответил Роман. — Не трогай его. Первый бой на стороне немцев все же. В своих стрелять придется.

— В своих, — повторил Игнат. — А где они свои-то?

Он спрашивал больше себя, чем Романа.

— Если бы я знал, где свои. И там их нет и за нашими спинами нет. Мы прикованы к этой войне. Не думал про то, Воинов?

— Думал, — спокойно ответил Роман. — Много раз думал.

— А для тебя они уже не свои?

— Нет, — сказал Роман. — Не свои они. Те, кто за Сталина воюет не мои. За власть эту, на костях людских построенную, я не боец. Пусть иные за это свою кровь проливают. Такое теперь мое мнение.

К ним подошел поручик и сказал:

— Все болтаете?

— А чего еще делать? Чего не поболтать напоследок? — с вызовом спросил командира роты Роман.

— А я вам не в попрек. Скоро большевики начнут артподготовку. А затем ждите атаки. Красные на вас стеной попрут. Воевать они научились и не зеленые салаги будут против нас. Им также терять нечего.

— Нам ли того не знать, командир, — с горечью ответил Игнат. — Да ты не бойся. Выстоим. В первом бою солдаты сплотятся. Мне это не впервой. Оно все равно, с какой стороны сидеть. Атака она и есть атака…

Атака.

— Всем вжаться в окопы! — прокричал Артюхин. — Вжимайтесь в землю и не высовываться, пока артподготовка не кончится.

Поручик проходил мимо солдат и подбадривал их, видя на лицах многих страх и растерянность. Он хорошо понимал их чувства. Тех, кто повоевал на своем веку, таких как Игнат, среди них мало. А здесь еще и в русских стрелять придется. Стоять на позициях и удерживать их ценой своих жизней.

Он зашел в блиндаж и потребовал связи с командиром батальона. Связист быстро соединил. Он переговорил с майором Дмитриевым и доложил, что всё готово. Комбат еще раз напомнил о важности его участка и потребовал с позиций без приказа не отходить ни при каких обстоятельствах. Артюхин обещал.

Поручик отбросил наушник связисту.

— Не лучше чем у большевиков порядки. Стоять насмерть, — прокомментировал приказ Артюхин.

— Так везде, — равнодушно согласился связист. — Я к этому уже привык.

— Не первый день воюешь?

— Не первый месяц даже, господин поручик. Еще при старом ротном и при его приемнике, и после него. И вот с вами стану воевать.

— Да сколько ротных ты пережил?

— Вы четвертый. Двоих убило. Одного перевели на повышение. Он теперь батальоном командует. Но не здесь, а на западном фронте. Офицер смелый и уверенный в себе.

Загудела канонада. Советская артиллерия начала артподготовку. С крыши блиндажа посыпалась пыль, и бревна настила заходили ходуном. Артюхин давно привык к такой «музыке» и даже не пригнулся. Точно также вел себя и рядовой-связист.

— После артподготовки жди налета их авиации. Штурмовики пройдутся по нашим позициям, — сказал связист. — А это будет пострашнее артиллерии.