Что он не в гостях, а у себя дома, и он ужинает со своей любимой женой, и рядом препираются из-за пустяков его обожаемые дети.
Ник любил детей и открыто признавал это — иначе не пошел бы в педиатры. Ник хотел иметь своих и думал об этом… как о чем-то из области очень далекого и прекрасного будущего. Да, несомненно, но явно не скоро. А теперь все как будто перевернулось внутри него. Ему остро захотелось стать отцом — и не откладывать это счастливое событие в долгий ящик.
И что не менее важно — ему захотелось… да, ему захотелось, чтобы Джейн была его женой. Это смешно, это глупо, это полный идиотизм, он совсем ее не знает, он видел ее несколько раз в жизни, и, возможно, просто придумал ее, и той Джейн, какую он себе вообразил, вовсе не существует на свете, а в этой нежной и красивой оболочке живет совсем другая душа, другая личность…
Доводов против может быть сколько угодно. Доводов за — нет. Почти нет. Кроме одного. Когда он смотрит на нее, у него щемит в груди от нежности, света и какого-то горячего влечения к ней. Она ему нужна, это точно. И, вполне вероятно, — в жены.
Ник мимоходом вспомнил традицию браков прошлого, когда женились и выходили замуж, совсем не зная друг друга и имея только четкое представление о том, как строится семья: муж во главе, защитник и добытчик, жена — за его спиной, сердце семьи, хранительница очага, мать… Когда принцы влюблялись в портреты принцесс, а принцессы — в рассказы о доблести принцев. И ничего, дожило как-то человечество до третьего тысячелетия от Рождества Христова.
Может, сделать ей предложение, а там будь что будет?
Или по варварскому обычаю — украсть? Чтобы уж наверняка?
Ник усмехнулся. Быстро же с него осыпался налет цивилизации. Вот что значит — побыть наедине с Ангелом из своих снов. Эх, как близко, оказывается, человек всю жизнь ходит к грехопадению! Буквально по самому краешку.
— Это моя комната. Гостей не ждала, так что извини за беспорядок… — Джейн взглянула на него, чуть запрокинув голову, с эдаким вызовом: ну, попробуй что-нибудь сказать.
— У тебя очаровательная комната. И… я примерно так ее себе и представлял. Сначала мне казалось, что у тебя больше всяких безделушек: салфеточки там, подушечки, статуэтки. — Ник обвел взглядом небольшую спальню, казавшуюся просторной и светлой оттого, что ее не загромождало обилие вещей. Основные цвета: шоколад, топленое молоко, просто молоко. Вкрапления голубого и темно-красного. По-настоящему красиво.
Кстати, где укрылся пресловутый беспорядок, Ник так и не углядел. Не бывала она в его холостяцкой квартире… Кстати, надо будет устроить уборку. На всякий случай. Мало ли.
— Проходи.
На столе в углу стоял старенький компьютер. Ник десять раз благословил его, тугодумного, пока он с негромким ворчанием включался и настраивался на работу. Все это время он мог совершено безнаказанно сидеть рядом с Джейн, так близко, что не составило бы труда обнять ее. Он обонял ее, чувствовал тепло, исходящее от ее молодого, цветущего тела, он видел тоненькие прядки волос, прикрывающие краешек ее уха, и нежный пушок на мочке, и голубую жилку на шее… и мягкий силуэт ее губ, и наивный изгиб невозможно длинных ресниц. Господи, помоги! Если он сейчас набросится на нее, стиснет в объятиях и начнет осыпать поцелуями, она наверняка решит, что он опасный сумасшедший, маньяк, черт знает кто еще.
Или нет?
— Ну вот, в общем. — Джейн открыла папку с фотографиями.
Они были красивы. Вдохновенны. Может быть, даже талантливы. Ведь, как ни крути, а фотография — это сотворчество. Человека с Создателем. И когда Бог создавал человека по образу и подобию Своему, то первое, что вложил в него, — это способность творить. Может быть, это и не совсем каноническая мысль, но все же…
Однако Ник, как ни старался, не мог сосредоточиться на этой красоте, когда рядом с ним сидела красота другая — живая, дышащая, нежная красота, которую звали конечно же Джейн. |