Можно себе представить, какая страшная получится
мешанина, если, не считаясь с временем и с переменами, какие оно за собою
влечет показать нам в юные годы гороскоп нашего зрелого возраста. Впрочем,
все гороскопы лгут; нам волей-неволей приходится, оценивая произведение
искусства, вводить в целостность его красоты фактор времени, но это значит,
привносить в наше восприятие нечто столь же случайное и в силу случайности
столь же лишенное подлинного интереса, как всякое пророчество, несбыточность
которого вовсе не является доказательством того, что пророк умом не блещет,
ибо то, что осуществляет возможное или же губит его, не непременно входит в
компетенцию гения; можно быть гениальным и не верить в будущность железных
дорог и аэропланов; равным образом самый тонкий психолог может не допускать
мысли, что его возлюбленная или друг изменят ему, в то время как люди самые
что ни на есть заурядные предугадали бы их неверность.
Сонату я не понял, но игра г-жи Сван привела меня в восторг. Казалось,
ее туше, как и ее пеньюар, как благоухание на ее лестнице, как ее манто, как
ее хризантемы, составляет часть целого, своеобразного и таинственного,
существующего в особом мире, и мир этот бесконечно выше того, где разум
обладает способностью анализировать таланты. "До чего хороша соната
Вентейля, правда? - спросил меня Сван. - Особенно там, где он изображает,
как темно под деревьями, там, где от скрипичных арпеджио веет ночной
свежестью. Согласитесь, что это очень красиво; тут вся статическая сторона
лунного света, а ведь это его существенная сторона. Нет ничего
удивительного, что лечение светом, - им лечится моя жена, - влияет на мышцы,
раз лунный свет не дает шелохнуться листьям. В короткой фразе прекрасно
нарисована картина Булонского леса в состоянии каталепсии. На берегу моря
это еще поразительнее; естественно, что там очень хорошо слышны слабые
отзвуки волн, - ведь все кругом неподвижно. В Париже не то: в лучшем случае
заметишь странный свет на памятниках или небо, освещенное как бы неярким и
неопасным заревом пожара - своего рода отблеском какого-то важного, хотя Н
обычного происшествия. Но в короткой фразе Вентейля, как, впрочем, и во всей
сонате, другое: это - Булонский лес; в группетто ясно слышится чей-то голос:
"Так светло, что хоть читай газету". Позднее эти слова Свана помешали бы мне
понять сонату по-своему, - музыка многосмысленна, она допускает и такое
толкование, которое вам подсказывают. Но из других замечаний Свана мне стало
ясно, что это просто-напросто те самые ночные деревья, под густою листвою
которых, в ресторанах парижских пригородов, столько раз он слышал короткую
фразу. Вместо глубокого смысла, какого он так часто ожидал от нее, она несла
ему с собой нарисованные вокруг нее, посаженные рядами, сплетающиеся
густо-лиственными ветвями деревья (она вызывала в нем желание увидеть их
вновь, ибо ему казалось, что она - в них, что она - их душа), она несла ему
с собой всю весну, которой он не мог насладиться в былое время, оттого что,
взвинченный и страдающий, он был тогда слишком неблагополучен, и которую
(точно больному - вкусные вещи, какие ему нельзя было есть) она для него
сберегла. |