— Да, и внизу еще одна маленькая комната, я ею не пользуюсь, Бекки говорит, у бабушки там был ее собственный уголок, где она могла пошить, почитать. Квартира большая: апартаменты Бекки, три спальни, три ванных, кухня.

— Вашей бабушке нравилось жить в Голландии?

— О да. Видите ли, они с дедушкой были идеальной парой, бабушка согласилась бы жить и в пустыне, лишь бы с ним. Но, конечно, они часто приезжали сюда, привозили детей, потом внуков.

Он смотрел на ее прекрасные черты, на глаза, светившиеся живым интересом, и недоумевал про себя, почему он все это говорит. Видимо, что-то отразилось на его обычно невозмутимом лице, и Оливия сказала тоном вежливого посетителя:

— Как интересно жить сразу в двух мирах. Она отставила чашку. — Я думаю, у вас есть дела, я получила огромное удовольствие от ленча, спасибо, и очень любезно, что вы меня подвезли. Я думаю, мне пора уходить.

Он не стал возражать, и, сказав Бекки несколько приличествующих слов, она пошла к машине. Он отвез ее на Силвестер-Кресент. Дома глядели неприветливо, тюлевые занавески на окнах были задернуты, двери заперты. Перед бабушкиным домом Оливия предложила:

— Не хотите ли зайти?

Она очень надеялась, что он скажет «нет». Но вместо этого он тут же ответил:

— Я бы с удовольствием снова повидался с вашей матушкой. — И вышел, чтобы открыть ей дверцу и вынуть из багажника вещи.

К тому времени, как они подошли к двери, мать уже открывала ее, широко улыбаясь.

— Дорогая, как я рада тебя видеть, кажется, сто лет прошло. — Она поцеловала Оливию и протянула руку мистеру ван дер Эйслеру. — Заходите, пожалуйста, мистер ван дер Эйслер. Большое спасибо, что привезли Оливию. Будете обедать? Или, может, выпьете кофе?

— Мы уже обедали, мама. У мистера ван дер Эйслера.

— Тогда чай. Может быть, рановато, но выпить чаю всегда хорошо.

— С удовольствием выпью чаю, — сказал он и пошел следом за миссис Хардинг в гостиную, где миссис Фицгиббон сидела в своем кресле.

Она протянула руку.

— Как приятно снова видеть вас, — сказала старуха со всей возможной изысканностью. — Садитесь и рассказывайте, что вы делали. Я здесь ничего не знаю, прикована к дому, только дочь составляет компанию. — Миссис Фицгиббон равнодушно подставила Оливии щеку для обязательного поцелуя. — Знаешь, Оливия, тебе тут будет скучно, уж и не знаю, чем ты будешь заниматься полтора месяца. Хотя, полагаю, твоя мать будет рада помощнице по дому. Раз уж ты здесь, можешь пойти приготовить чай.

На кухне Оливия остыла. Жалко, что он решил зайти. Бабка обожает ее унижать, обычно Оливия не дает себя в обиду, но при мистере ван дер Эйслере… Он, конечно, не интересуется ею как женщиной, в этом она не сомневалась, но, видя, что бабка третирует ее, как назойливую дуру, потеряет ту симпатию к ней, которую до сих пор проявлял. А что это значит? — свирепо говорила она себе, насыпая заварку в чайник. Это значит, что сейчас они видятся в последний раз. Она слышала, как он говорил Нелл, что осенью мама сама привезет ее в школу. Значит, у него ничего другого и в мыслях нет. Кроме того, пройдет так много времени, что все равно он ее позабудет.

Разлив чай и подав печенье, Оливия неохотно признала, что его огромное обаяние произвело впечатление на бабушку, и та стала распространяться о своих связях с дальними родственниками-аристократами, к большому смущению Оливии и ее матери. Когда он наконец встал, собираясь уходить, Оливия протянула руку, поблагодарила за то, что он ее подвез, и пожелала всего наилучшего, не отрывая глаз от средней пуговицы его жилета.

— Великолепный мужчина, — заметила миссис Фицгиббон.