— А что тем парням надо-то было? — И глядит в сторону Эрики, которая продолжает миловаться со своим котенком, пахнущим кокосовым шампунем.

— Я у них ноутбук стащила, — признается та без улыбки. — Хотела проучить малость… Не подумала сразу. — И, заметив недоумение в глазах старушки, добавляет: — Стефан чем-то нехорошим занимается, я поняла это только во время кемпинга и испугалась. Стефан — это тот парень в черной футболке, — поясняет она в мою сторону, — я потому и сбежала, что не хотела в их делишках участвовать, а ноутбук… думала, отомщу ему за обман, утащив эту штуковину. Откуда мне было знать, что в нем какая-то важная для них информация и что они потащатся за мной через всю страну!

Некоторое время мы молча перевариваем услышанную информацию, ту самую, которую услышали еще по пути в ту захолустную гостиницу с двумя коробками пиццы и долго вылавливаемым по комнате котенком со шлейфом из кокосового шампуня. А потом фрау Риттерсбах произносит:

— Итак, сверим наши часы, — и стучит ноготком по циферблату наручных часов.

Мы вскидываем глаза — ни у одного из нас таковых не имеется. Разве что сматрфоны…

— Хорошо, — вздыхает неугомонная кладоискательница, — обойдемся без этого. Так вот, — продолжает она, — пока мы вас ждали, прошлись, так сказать, по живописному Сент-Аньесу и провели, так сказать, подготовительную рекогносцировку… Вот, — она вынимает из ридикюля сложенную карту и раскладывает ее на столике, — это карта Ментона и окрестностей, Сент-Аньес входит в их число, а вот здесь, — ее палец застывает на пустом участке в правом верхнем углу, — находится то самое, ради чего мы здесь собрались.

Мы молча глядим на пересекающиеся линии дорог и надписи на французском, равным счетом ни о чем нам не говорящие, пока Эрика вдруг не произносит:

— Cimetiere? Скажите, что это не то, о чем я сейчас думаю…

Круглолицая Хайди Риттерсбах расплывается в широкой улыбке:

— А о чем ты сейчас думаешь, дорогая? — спрашивает она.

Эрика потирает ладонью высокий лоб.

— Да о том, что я либо не очень хорошо учила в школе французский, либо… это слово на карте, — тычет пальцем во французское «cimetiere“ — означает… кладбище. — И с нервным смешком: — Вы ведь не заставите нас копать яму на кладбище?!

И фрау Риттерсбах, продолжая лучиться широкой улыбкой, произносит:

— Со времен Марииного папеньки кладбище как-то стремительно разрослось в размерах… Прежде на том месте была липовая роща, а теперь вот… да… Как-то так.

Стефани всплескивает руками:

— Но мы ведь не будем копать на кладбище! — и приглушает голос, понимая, что кричит слишком громко.

Турбобабули молчат, как бы давая нам возможность самим прийти к соответствующим выводам: должны и будем. Других вариантов нет.

Эрика улыбается.

— Однажды мы с бабулей садили цветы на дедушкиной могиле… и откопали человеческую челюсть.

— Боже мой, Эрика! — с возмущением одергивает ее Стефани. — Зачем ты только говоришь такое?

— Но это правда, — не отступается та. — Хочу, чтобы мы были ко всему готовы, раз уж подписались под этим безумием с итальянским кладом…

Вся эта история с сокровищем действительно кажется мне безумием, очень милым, безобидным безумием… или было безобидным, пока не пошла речь о раскопках на кладбище. В любом случае отступаться я не собираюсь… Не сейчас.