|
Кого я сейчас целовал на самом деле? Эстер или Стефани? А может надо спросить по-другому: сердце или разум? Сердце или разум? Сглатываю и позволяю летнему дождю, то есть воспоминаниям о поцелуях со Стефани, смыть навязчивые видения Эстер, в полутьме шепчущей мое имя… Алекс… буду твоей бабочкой… поверь, это лучше, чем секс… хочу, чтобы у тебя было с чем сравнивать… Хочу… хочу… хочу… — Там что-то есть! — взволнованный голос Бастиана заставляет нас подобраться. — Что? — вопрошаем мы почти хором, заглядывая в сравнительно неглубокую яму, выкопанную парнем. Тут едва ли глубже полуметра… — Там что-то твердое, — отвечает он. — Мне показалось, лопата звякнула, как о железо… — Я знала, что оно должно быть здесь! — взволнованно произносит Мария, прижимая руку к вздымающейся груди. — Посветите фонариком в яму — хочу увидеть до чего я докопался, — просит Бастиан, и Эрика выполняет его просьбу. Мы окружаем наши импровизированные раскопки плотным кольцом и все как один глядим в освещенную фонарем неглубокую яму — Бастиан поддевает лопатой нечто на самом дне, нечто, засыпанное землей, и мы одновременно ахаем, когда понимаем, что это… металлическая коробка. В таких обычно хранят рождественское печенье… Секунда — и Бастиан протягивает ее Марии, бережно, словно новорожденного младенца! Та прижимает ее к груди… — Это и есть наш клад? — разочарованным голосом вопрошает Эрика, только ответить никто не успевает: со стороны церкви раздается французская речь… — Qua es-tu? Que fais-tu ici? — и свет карманного фонарика скачет по кладбищенской дорожке в чьей-то торопливой руке. — Нас выдал свет фонарика, — констатирует фрау Риттерсбах. — Нужно уходить! — Si vous ne sortez pas d´ici tout de suite, j`apellerai la police! — кричит уже другой голос. И сердце в моей груди ускоряет свой и без того нешуточный бег — пульс почти зашкаливает. Куда мне бежать на моей-то коляске? Безнадежное дело… Точка. Баста… Отец будет счастлив узнать, что его сын заделался расхитителем могил! — Алекс, коляску придется бросить, — слышу взволнованный голос Стефани, и беру себя в руки. — Бастиан поможет тебе. Парень подставляет мне спину: — Хватайся за шею, приятель. Пора улепетывать со всех ног! Окрики на французском все ближе, и уже не один, а два прыгающих в темноте световых зайчика скачут от одной могильной плиты к другой — я обхватываю друга за шею, и тот выдергивает меня из коляски одним скорым, молниеносным рывком. — А теперь держись! — командует он, и мы устремляемся прочь, вслед за Эрикой и тремя турбобабулями, прокладывающими путь среди кладбищенских дорожек. Меня швыряет и бьет о спину Бастиана, почти выбивая из легки весь воздух без остатка — хватаю его рывками, словно стокилограммовый кит, исторгнутый океаном на песчаный берег. Почти задыхаюсь. Ребра болят…Ноги кажутся набитыми ватой, в глазах темнеет. Вот-вот разожму пальцы и рухну на вымощенную брусчаткой дорогу… — Наш автомобиль! — радостно восклицает Стефани. А Мария кратко командует: — Ключи! Слышу звук разблокировки двери, и мы вваливаемся в салон буквально на бегу. Я все еще хватаю ртом воздух, а наш «фольксваген» уже срывается с места и несется по крутому серпантину дороги на опасной для жизни скорости… — Ты нас угробишь, — ворчит на подругу фрау Хаубнер, но та продолжает жать на газ, и проржавевшая старая жестянка стоит у нее на коленях. |
