— Вы основательно подготовились, — улыбаюсь я в темноту, и Хайди Риттерсбах направляет едва теплящийся луч света в мое лицо.

— Всегда пытайся делать то, что кажется невозможным, — провозглашает она, как мне кажется, абсолютно ни к месту, — жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее по пустякам.

— Это вы о фонаре? — любопытствую я.

— Нет, это я о возможностях, дорогой Алекс, — и треплет меня за щеку, словно ребенка.

Потом передает фонарь Кристине, а сама вынимает из багажника две новенькие лопаты.

— А вот и наши «девочки», — любовно воркует она, протягивая оба черенка Бастиану. Тот послушно их принимает, однако бурчит себе под нос:

— Так и знал, что этим все кончится… Старина Бас и две лопаты.

— Нет, не так, — улыбается возлюбленному Эрика, — старина Бас и две очаровательные «девочки» теплой французской ночью под звездным небом Лазурного Берега… — И чмокает его в губы: — Согласись, так звучит намного лучше?!

Парень издает довольное урчание, и я прокашливаюсь в кулак.

— Верните старину Баса, чуждого всему кошачьему! — насмешничаю я.

Бастиан вскидывается:

— И я все еще на той же волне, приятель.

— А урчишь почти по-кошачьи, — отзывается Стефани не без улыбки. — Кажется, твои «волны» сбились… — И в сторону девушки: — Извини, Эрика.

Под это шуточное поддразнивание мы и отправляемся в сторону кладбища; идти нам недалеко, но с каждым шагом мы становимся все молчаливее и молчаливее, пока и вовсе не замолкаем, вслушиваясь в тихий шепот наших шагов и негромкое урчание собственной коляски.

Адреналин с новой силой захлестывает кровь, и даже собственное дыхание начинает казаться донельзя оглушительным.

Наконец мы минуем вздымающееся ввысь здание церкви и ступаем на территорию кладбища, направляясь в сторону срубленной липы — ориентиром нам служит высоковольтный электрический столб, черным росчерком пересекающий небо.

— Мы на месте, — произносит фрау Риттерсбах, утверждая ногу на едва виднеющемся пеньке. — Теперь дело за тобой, — кивает она в сторону Бастиана, и тот молча протягивает вторую лопату Эрике.

— Подержи. — После чего примеряется и вонзает железный штык в землю. — Здесь? — интересуется он. — Уверены, что ваши расчеты верны?

— На сто процентов, — уверяет его Кристина Хаубнер самым категоричным голосом.

И Бастиан налегает на лопату сильнее…

— Это же кладбище, — шепчет между тем Стефани, — здесь, должно быть, все вскопано-перекопано… Почему вы решили, что наш клад все еще на месте, в земле?

И фрау Риттерсбах фыркает.

— Потому что он просто обязан там быть! Других вариантов не предусмотрено, не так ли, Мария?

Та шелестит вместе с дуновением ветерка:

— Уверена, papa нас не разочарует.

Бастиан продолжает рыть землю, комковатую, иссушенную знойным солнцем, похожую на прах человеческого бытия, и я — странная закономерность! — вспоминаю Эстер, высвеченную лунным сиянием в окне своей комнаты: ее черные волосы, губы… нежность разгоряченной кожи…

Стефани кладет руку на мое плечо, и я, движимый неосознанным порывом, подношу эту руку к губам и целую… Знаю, что она смотрит на меня, что совсем не ожидала от меня подобного — и я рад, что темнота скрывает мое лицо, лицо парня, не способного разобраться в собственных чувствах.