Он молча кивает, низко опустив голову, и я понимаю, что не сержусь на него… да и не сердился, если честно. Горько мне было, признаю, но, оглядываясь назад, понимаю — перегорело, все перегорело, даже горечь.

Внутри пепелище…

Думаю, Хайди Риттерсбах так и сказала бы: только на пепелище и стоит строить нечто новое, Алекс.

Уверен, так и есть…

— Знаешь, — говорю я, касаясь слегка поджившей разбитой губы, — иногда даже полезно получить кулаком в лицо — вставляет мозги на место. — И не могу сдержать широкой улыбки: — Ты, наверное, поэтому такой спокойный и умный… Бам — и полный порядок!

Бастиан качает головой, тоже улыбаюсь.

— Был бы я действительно умным — не потащил бы тебя к…

— Эстер, парень, ее зовут Эстер, — говорю я, толкая его в бок. — Можешь уже начать произносить это имя без опасения выдернуть чеку из гранаты по имени Алекс.

И Бастиан хмыкает

— Прости.

Потом мы сидим молча… минуту, две, три… Не знаю точно. Я как будто бы жду чего-то, и Бастиан меня не разочаровывает:

— Знаешь, а ведь Стеф давно сохнет по тебе, — произносит со вздохом. — Только потому я все это и придумал. Ты знал или нет?

— Теперь знаю.

Бастиан вскидывает глаза:

— Правда? Она сказала тебе?

— Она меня поцеловала, — улыбаюсь в ответ. — И это здорово меня ошарашило… — И уже без улыбки добавляю: — До этого я не знал.

— До поцелуя или до поездки? — решает уточнить Бастиан, и я отвечаю, как есть:

— До поездки. Осознание пришло как бы само собой…

— А раньше осознать это было слабо? — наигранно хмурит брови мой собеседник и добавляет: — Знаешь, ей все равно, будешь ты ходить или нет… она просто любит тебя. Сам не знаю, что она нашла в тебе, только это правда!

И мы улыбаемся друг другу с такой теплотой и взаимопониманием, что у меня в груди екает сердце… то самое, казавшееся безнадежно омертвелым — оно вдруг расправляет выбившиеся из кокона крылья, встряхивает ими… и делает первый неловкий взмах.

Вцепляюсь пальцами в покрывало, дышу глубоко и часто, словно глубоководный пловец, вынырнувший из недр океана, а потом наконец произношу:

— Я буду ходить. Я могу… и я это сделаю.

Скрюченные пальцы медленно разжимаются…

Впервые с начала нашего путешествия я не просыпаюсь с мыслью о немедленном бегстве: лежу в постели, сладко потягиваясь и попутно размышляя, не приснились ли мне три эльфоподобные кладоискательницы, насильно потчующие меня ванильным пудингом…

На самом деле я люблю ванильный пудинг. Такое вот откровение! И я полюбил я его не после вчерашней ночи, далеко не так — я любил его всегда и теперь думаю об этом с улыбкой.

Наверное, стоило бы рассказать об этом Хайди Риттерсбах — ее бы это повеселило.

И невольно улыбаюсь: если только она сама не сбежала в неизвестном направлении: кто их, турбобабуль, разберет…

Раздается стук в дверь, и на пороге появляется Бастиан.

— Ну, как ты? — спрашивает он. — Готов вставать?

Улыбаюсь в ответ.

— Ты теперь моя персональная нянька?

Дверь распахивается, и Эрика вихрем врывается в комнату, оглушая нас своим сюсюкающим:

— Где тут наш маленький кроха, которого надо накормить с ложечки? — плюхается на мою кровать и сует в лицо котенка. — Чмоки! — требует она. — Иначе Спичка обидится.