Возникло легкое замешательство. Некоторые из членов военного трибунала требовали не прекращать казни, ссылаясь на то, что простые солдаты не могут лично знать королеву. Но подавляющее большинство требовало известить Ее величество о произошедшем инценденте.

И как всегда в подобных случаях Клавдия появилась сама.

– Что за крики, – все быстренько встали по стойке «смирно», – Базар, а не трибунал. Доложить, как выполняются мои постановления от… цатого числа сего месяца?

Клавка, прелестное создание в обширных шелестящих юбках, пролетела мимо нас, облокотилась на стол и грозно уставилась на участников трибунала.

– Что стервецы молчите? Враг у ворот города, а вы тут резину тянете? Почему дезертиры еще живы? За что палачам деньги плотятся? Почему…

Еще минут пять мы слушали анкетный вопросник, состоящий, считал лично, из ста двадцати одного вопроса. В эти минуты я готов был расцеловать Клавку, она подарила нам несколько минут блаженной жизни. Но я, с некоторым беспокойством, думал о той минуте, когда женщина узнает всю правду. И она пришла.

– Ваше Величество.., – робко загнусил генерал, – задержочька произошла по вине самих дезертиров. Они утверждают, да простит Ваше Величество мои слова, что знают Вас лично.

Дальше все шло, как в замедленном фильме.

Клавкина спина медленно, медленно поворачивается. Следом за ней, чуть отставая, движется голова. Уши, глаза, нос, рот. Последними занимают исходную позицию руки и грудь. Все это долго болтается из стороны в сторону, пока не подчиняется законам всепланетного тяготения.

Зрачки глаз простреливают пространство, замечают жертвы, ищут в памяти сходство с существующими оригиналами. Мужчина – раз… два… три… Сведений нет. Девчонка в мужской одежде – раз… два… три… Не припомню. Еще мужик – раз… два…

– Васенька!

Радостный, истошный крик Клавки‑королевы возвестил о том, что не забыт еще я в сердцах любящих женщин.

– Родненький, тебя хотели убить? – Клавка с разбегу прыгнула мне на шею. Словно и не было прежних дней неукротимой вражды.

– Они, уважаемая гражданочка, – подлез Мустафа, – пытались нас ингрумулировать.

С этими, – Клавка махнула палачам и показала на ангела и Зинаиду, – заканчивайте, а родненького моего не трогайте.

В этом месте возмутился я.

– Прекратить издеваться над моими людьми, – вот как надо разговаривать с бабами. Властно и твердо. Только тогда толк будет.

– Как скажешь, родненький, – Клавка от привалившего к ней долгожданного счастья обалдевала и соглашалась на все, – Отпустите их ребятки. Да марш отсюда, бездельники.

Последние слова, обращенные к палачам и трибуналу, прогремели словно из орудия двухсотого калибра. Естественно, что ребят сдуло словно ветром.

– Пойдем, родненький, – Клавдия нежно, как бывало, подцепила меня под руку и поволокла за собой, – Накормлю, напою, пригрею. И ребяток твоих не обижу.

Ну ладно, подумал я. Может поумнела, пришла в себя. Человеком, можно сказать, стала. Да и не враги мы. Так, бранились, да ругались. А то, что смерти моей хотела, так то от любви женской. Что мне ее осуждать? Все ж из одной деревни.

Приняла нас Клавдия по высшему разряду. Усадила на мягкие подушки, накормила сытным завтраком, музыкой развлекла. Во общем, все классно. Мустафа от такой доброты с советами полез:

– Ты чё, Васильич, только посмотри как баба тебя любит.