– Приветствую вас, – сказал он, не считая нужным больше разговаривать на верхненемецком диалекте, на котором только что беседовал с сестрой Клэри.

– Ну конечно, я говорю на бернском диалекте, – ответил ему врач. – Какой же бернец не знает своего родного языка?

«Хунгертобель прав, – подумал Берлах. – Это не Неле. Берлинец никогда не изучит бернский диалект». Он вновь взглянул на женщину.

– Моя ассистентка, доктор Марлок, – представил ее врач.

– Так, – сухо сказал старик. – Очень рад познакомиться. – Затем повернул голову к врачу, спросил: – Вы были в Германии, доктор Эменбергер?

– Много лет назад, – отвечал врач, – я побывал там, в основном же был в Сантьяго, в Чили. – Ничто не выдавало мыслей врача, и казалось, вопрос не взволновал его.

– В Чили так в Чили, – сказал старик, а затем повторил еще раз: – В Чили, значит, в Чили.

Эменбергер закурил сигарету, а затем повернул выключатель, и все помещение погрузилось в полутьму, освещенную только небольшой контрольной лампочкой над комиссаром. Видно было только операционный стол да лица стоявших перед ним двух людей в белом; комиссар увидел в помещении окно, в нем осветились далекие огни. Красная точка сигареты в зубах Эменбергера то опускалась, то поднималась.

«В таких помещениях обычно не курят, – подумал комиссар. – Все‑таки я его немного вывел из себя»

– А где же Хунгертобель? – спросил врач.

– Я его отослал домой, – отвечал Берлах. – Я хочу, чтобы вы обследовали меня в его отсутствие.

Врач приподнял свои очки.

– Я думаю, что мы можем доверять доктору Хунгертобелю.

– Конечно, – ответил Берлах.

– Вы больны, – продолжал Эменбергер. – Операция была опасной и не всегда проходит успешно. Хунгертобель сказал мне, что вы в курсе дела. Это хорошо. Нам, врачам, лучше иметь дело с мужественными пациентами, которым мы можем сказать правду. Я только бы приветствовал присутствие Хунгертобеля при обследовании и очень сожалею, что он согласился уехать. Врачи должны между собой сотрудничать, это требование науки.

– В качестве вашего коллеги я это очень хорошо понимаю, – ответил комиссар.

Эменбергер удивился.

– Что вы хотите сказать? – спросил он. – Насколько я осведомлен, вы не являетесь врачом, господин Крамер.

– Все очень просто, – засмеялся старик. – Вы отыскиваете болезни, а я – военных преступников.

Эменбергер закурил другую сигарету.

– Для частного лица это не очень безопасное занятие, – сказал он небрежно.

– Вот именно, – ответил Берлах. – И вот во время поисков я заболел и приехал к вам в Зоненштайн. Но что делать, когда не везет. Или вы считаете это за счастье?

Эменбергер ответил, что не может предугадать течения болезни. Во всяком случае, вид больного не очень обнадеживает.

– Однако вы меня не обследовали, – сказал старик. – А это одна из причин, почему я не хотел, чтобы Хунгертобель присутствовал при обследовании. Если мы хотим расследовать какое‑либо дело, то должны быть объективны. А расследовать мы должны. Вы и я. Что может быть хуже, чем составить себе мнение о преступнике или болезни, прежде чем подозреваемого не изучишь в его окружении и не узнаешь о его привычках?

– Да, конечно, вы правы, – ответил врач.