Муж. Не я. Чуть чуть тишины, и вдруг я против воли загоготала. Истерику снимают пощечинами, так что риск известный был. Но остановиться у меня не получалось.
– Спятила? Хотя тебе сегодня досталось.
– Нет, я не про эту мерзопакость… Я про «уважаемого человека».
– Ты, Поленька, не зарывайся.
– Да послушай меня. Когда такие, как Валентин Петрович, киоски держали…
– Откуда сведения?
– Интуиция, ха ха ха…
– Полина!
– Все, все. В общем, была у меня знакомая. Выскочила замуж лет в семнадцать и зажила настоящей барыней. То есть, подвыпив вечером с сестренкой и ее благоверным, шли они ликерчику прикупить. А тверезый муж под одно, как говорится, навещал свои точки. Ему тогда улица принадлежала еще не целиком, и хорошим тоном считалось облагодетельствовать конкурента, отовариться у него.
– Поля, детка…
– Перестань, белый воротничок, ты деньги компьютером делал. А они утюгом и ломом. Но я о другом. Девицу и ее сестру пустили с заднего киоскового хода к широкому выбору, а муженек тем временем базарил с владельцем возле окошечка. И, прикинь, девочки с продавщицей не поладили. Не прогнулась, видно, по ранжиру труженица. Дошло у них до драчки. Метелят они друг друга, а юная леди и думает: «Что я делаю, я не должна, я права не имею… Ведь я жена такого уважаемого на этой улице человека…»
Он ничего не сказал, сидел и смотрел на меня. А его шофер и телохранители извивались от хохота.
– Прости, – вздохнула я.
И он, как недавно Измайлов, улыбнулся:
– С возвращением.
Потом тихо и сухо велел своим:
– Молчать.
И опять воцарилась тишина в короне из черных ониксов богатства одного и бедности других.
Я отвлеклась видом из окна. Мы мчались от дворцового поселения тех, кто не только делал, но и продолжал делать основные свои деньги утюгом и ломом. Ну, нынче, наверное, пистолетом. И меня, и его, бросившегося на зов: «Это Полина, спаси», караулила скелетина с косой. Я убила Юрьева, потом мужа и себя… И полковник Виктор Николаевич Измайлов не в силах был предотвратить грядущего.
– Зачем ты приехал за мной? – приникла я к его уху.
– Если не догадываешься, на тебя и слов не стоит тратить.
– Мы в разводе.
– А при чем тут развод?
– Из за Севы?
– А при чем тут Сева?
– Из за себя?
– И я тут ни при чем.
Поди пойми его. Только я сегодня уже так находилась, набегалась и наездилась, что отправляться на поиски понимания была не в состоянии.
Глава 4
Обиталище мужа хотя бы внутри отличалось от всех остальных – я постаралась. После унылой магазинности обстановки Валентина Петровича здесь было классно. Мы поднялись наверх и направились в небольшой зал для своих, который, словно друг, утолял любые сплины. Потому что был доверчиво уютен. Дальше продолжать бахвалиться своими дизайнерскими подвигами неловко, если учесть, что я вытворила. Двери всех спален выходили в этот зал, следовательно, и попасть в него можно было только через одну из них. Мы воспользовались хозяйской, как проходной. Меня уже давно угнетал наряд с плеча Валентина Петровича, и безумно жаждалось переодеться. В спальне я бросилась к шкафу, распахнула его и лишь тогда вспомнила, что мои вещи в другом месте. Я не покраснела – побагровела. Но, покаянно оглянувшись на мужа, обнаружила, что он смущен еще больше меня, хулиганки.
– Извини, детка, я не монах, не евнух.
Да, на плечиках болтались три вечерних платья и несколько халатов разной длины. Никогда бы не облачилась в подобный отврат.
– Ты меня извини, не знаю, как получилось. |