Дверь открылась, и в лачугу, тускло освещенную убогим светильником, с опаской вошел крепкий седой мужчина. Ему явно было немало лет, но язык не повернулся бы назвать его стариком — могучие плечи, почти не уступавшие плечам киммерийца, огромные сильные руки, привычные к тяжелой работе, ноги, крепко и уверенно ступавшие по земле, — все говорило о том, что не всегда годы властны над человеком, а истинная сила не торопится поддаваться старости.

— Заходи, Альграс, посидим, поговорим… Это мой друг, Рыжий Бёрри, великий певец и музыкант, любимец королей и кухарок. И еще — лучший повар из всех, кого я знаю!

Альграс, все еще настороженно держа руку на поясе, поближе к кинжалу, внимательно посмотрел на Бёрри, и вдруг лицо его прояснилось.

— Да это же тот самый Рыжий Крикун, которого когда-то привозил в Редборн старый барон! Помню, помню, как он однажды ночью… Хо-хо-хо! — Он вдруг раскатисто расхохотался, припомнив какую-то давнюю историю. Бёрри недовольно нахмурился и проговорил:

— Зато я тебя что-то не помню. И вообще, я пел для знатных гостей, ну а по ночам… по ночам, как и полагается, спал. Если, конечно, не пил в хорошей компании!

— Вот то-то и оно, что в хорошей! — снова хохотнул Альграс. — Эх, киммериец, теперь я верю, что ты не лазутчик проклятого Ферндина… Язык не повернется назвать его бароном Редборнским! Не был он бароном и никогда не будет! А что творит, негодяй, что творит! Своими бы руками шею ему свернул, подстерег бы, напал из засады — да он засел в замке, как барсук в норе, и только его слуги, отродье нергалье, шарят по деревне… Мало им скота, так теперь девушек хватают! Проклятие!

— Слушай, Альграс, ведь в замке, я помню, всегда было много живности — и овцы, и свиньи, и птица… Какие гуси, какие утки — пальчики оближешь! — Бёрри Мечтательно прикрыл глаза, похлопывая ладонью по фляге. — Не говорю уже о лесной дичи…

— А ведь Рыжий прав: зачем грабить деревню, если в замке полно скота? — Конан присел рядом с Бёрри и пододвинул приятелю кувшин. — Перелей-ка вино, а то гладишь флягу, как грудь красотки!

Альграс грузно опустился напротив и, упершись сильными руками в колени, сказал:

— Было и стадо, и птичники, все было, да теперь нет ничего… Как умер старый барон Дисс и баронесса Энора с сыновьями исчезли — Митра лишь ведает, что с ними сталось и где они сейчас! — так вот, с тех самых пор в замке стали твориться странные вещи…

Нахмурившись, он оглянулся по сторонам, словно опасаясь словами накликать беду, и шепотом стал рассказывать дальше:

— Как не стало в замке хозяев, так вскоре в окрестностях появилась стая черных волков. Эти волки каждую ночь пробирались в замок и резали скот. Уж где они находили лазейку — никому не ведомо, но каждое утро либо пару овец, либо свинью, либо десяток кур находили растерзанными посреди двора. Слуги так перетрусили, что по ночам боялись нос показать из своих комнат, задвигали двери сундуками, а волки хозяйничали во дворе…

— И что же, не нашлось смельчаков устроить на них облаву? Вы все здесь охотники, да взять хоть тебя, вон какой крепкий, небось, и на медведя хаживал. Вижу на твоих руках следы от медвежьих когтей. Ну а волки, да еще во дворе… Куда им деться, если десяток охотников выскочит из засады?

— Эх, киммериец, я же еще не все тебе рассказал! Молод ты и горяч, но и мы ведь тоже не дураки! Так и сделали однажды ночью: вооружились, наготовили факелы…

Бёрри, слушавший Альграса с жадным вниманием, неожиданно спросил:

— А собаки?! В замке было полно собак! Они что же, не лаяли, когда приближались эти… волки? — Он опасливо покосился на дверь, словно ожидая, что псы старой Мергит снова появятся на пороге.