– Там кроме тебя еще куча желающих, – сказал я.

    – У них тоже впереди вечность.

    – Разумно, – сказал я. – Сыграем партию в шахматы?

    – Не откажусь.

    У меня в столе несколько комплектов для этой игры. Сейчас я достал тот, фигурки которого были вырезаны из слоновой кости, а доска современная, пластиковая. Играть деревянными фигурками друид отказывался наотрез.

    Мы расставили фигуры, разумеется, я играл черными, поэтому он сделал первый ход.

    Не знаю почему, но шахматы в аду – самая популярная из игр, придуманных смертными. Наверное, из-за своей метафоричности. Черные – белые. Но она развивает мышление и помогает коротать вечность, так что увлечение шахматами не преследуется.

    Хотя при жизни друид в шахматы не играл, игроком он был неплохим. Мы с ним оба были участниками чемпионата внешнего круга, я в разряде демонов, он, разумеется, грешников, так что официально сразиться нам еще не удавалось. Он был слишком нетерпелив, и его дисквалифицировали до абсолютного финала, в котором чемпионы сражаются между собой, а я выменял свое право играть в финале на внеочередной отпуск.

    Он всегда играл от атаки, каждым ходом обостряя ситуацию, я же предпочитал позиционную игру. На тринадцатом ходу он пожертвовал слона, на двадцать шестом мы разменяли ферзей. К сорок шестому ходу, когда фигур на доске заметно поубавилось, я предложил ничью. Он согласился.

    – Еще разок?

    – Совесть имей, – сказал, я. – Зачем пришел-то? Просто скучно стало?

    – И это тоже, – признался он. – Все-таки отгул дают, если жалоба обоснованна.

    – А она обоснованна? – спросил я.

    – Конечно.

    – И чем же?

    – Моими религиозными убеждениями.

    Я вздохнул:

    – Ты – идолопоклонник.

    – Я – друид.

    – Это я уже слышал. В чем проблема?

    – В новеньком. Понимаешь, у нас в триста сорок шестом котле уже своя, устоявшаяся компания, мы друг друга знаем давно и уважаем чужие интересы. Конечно, я не ретроград, не консерватор и всегда приветствую свежие вливания, пусть и уходит пара-другая десятков лет на притирку, но этот новенький уже ни в какие ворота не лезет!

    – Да? – заинтересовался я. – А что в нем такого?

    – Я – друид, – сказал он.

    – Знаю.

    – А он – дровосек.

    – Ну и что?

    – Как это, ну и что?

    – Ну, – сказал я, – ты – друид и любишь деревья. Он тоже любит деревья, но по-своему. Дровосек – это ведь то же самое, что и гомосек, только с деревьями?

    На самом деле я знал, что это не так, и просто подтрунивал над вспыльчивым друидом. Не мог отказать себе в столь маленьком удовольствии.

    – Дровосек, – отчеканил он, – это тот, кто рубит деревья.

    – А, – сказал я.

    – Деревья являлись самым святым для меня при жизни, – сказал друид. – А этот малый из Канады, кажется, расписывает, как он валил столетние клены при помощи этой, как ее…

    – Бензопилы, – подсказал я.