Насекомое вскинуло передние лапы в приступе внезапной боли и немного подалось назад. Обрубок хоботка, плавно расширявшегося ближе к основанию, покатился по земле рядом с Деггубэртом, выпустив из разреза несколько капель светлой жидкости.

«А у самого тебя кровь-то жиденькая», – зло подумал смотритель, наполовину высовываясь из убежища и занося руку для удара еще большей силы. На этот раз он направил меч выше – и удар получился на славу! Еще примерно треть хобота от удара острого клинка отлетела прочь, и кровосос замотал обрубком, словно бы в недоумении.

Чудовище, вероятно, плохо видело в темноте, поэтому, силясь разглядеть, что происходит, опустило короткую круглую голову почти к самой земле, так что Деггубэрту осталось нанести лишь последний, решающий удар. Он взял меч наизготовку и пошире расставил ноги, крепко упираясь ими в землю.

Но кровосос успел поднять голову, и удар смотрителя пришелся лишь по глазу твари. Несколько фасеток, отсеченные мечом, отлетели прочь и забрызгали Деггубэрта светлой жижей.

Насекомое принялось размахивать передними лапами перед лицом Деггубэрта. В это же время задние лапы создания начали расправлять только что сложенные крылья, а голова слегка запрокинулась вверх. Смотритель понял, что тварь ошеломлена напором двуногого и собралась улететь, а вернется, скорее всего, с сородичами – и тогда положение резко ухудшится. Следовало моментально и точно найти способ, как единственным ударом меча оборвать жизнь кровососа. И Деггубэрт отыскал верное решение.

Он прыгнул между средней парой лап многоногого, уворачиваясь от бешено вращавшихся передних, и дважды, вводя лезвие как можно глубже, рубанул мечом по короткому сочленению головы и туловища твари, после чего отпрыгнул обратно. К счастью, хитин здесь был мягок, меч по нему не скользил, поэтому оба удара, а позднее и еще два, нанесенные чуть ниже суставов передних лап и отсекшие их напрочь, довершили судьбу твари. Из пореза на шее на удивление скупо закапала кровь, затем голова, продолжавшаяся поворачиваться, оторвалась и рухнула возле обрубков передних лап. Задние и средние лапы засучили по земле, вспарывая почву на глубину ладони ровными бороздами, а крылья, начавшие было расправляться, несколько раз встрепенулись и бессильно поникли. Больше чудовище не двигалось, и Деггубэрт облегченно вздохнул: все кончено… Но отсюда следовало уходить, и как можно быстрее.

… Когда идешь прохладной ночью в скорлупе из стынущего металла, совсем один, в ближайшем обозримом пространстве нет никого и никакие звуки не нарушают тишину, а ты беспрестанно ежишься и зеваешь оттого, что вновь клонит в прерванный сон, невольно кажется, что вот-вот найдешь уютное пристанище, где можно будет развалиться, вытянув ноги и разбросав как попало руки… Увы, такие мечты почти никогда не сбываются, и долгая ночь в конце концов переходит в такой же длинный день.

Деггубэрт шагал по невысоким песчаным холмам и лощинкам между ними, через каждую сотню шагов оглядывался, чтобы убедиться: озеро с населяющими его жестокими тварями всех мастей и видов остается все дальше и дальше позади. Когда смотритель углубился в пустыню, и водоем перестал виднеться вдали даже крохотным поблескивающим пятнышком, впереди, чуть поднимаясь над линией горизонта, возникло несильное, едва ощутимое сияние. Деггубэрт покачал головой: это вполне могли быть светящиеся пески, и тогда дни его жизни сочтены. Наверное, опасное место следовало бы обойти стороной, но старый воин слишком устал.