У нас мужиков мало. Иные живут далеко, им несподручно приезжать на дежурство. Да и не очень–то нам нужно. Поселок небольшой, пока у нас, слава Богу, тихо. На дискотеке случаются драки, но там у нас четыре здоровых парня дежурят. Чуть что, так живо усмирят.
— Дружина нам нужна большая — человек этак пятьсот, а то и вся тысяча.
— Помилуйте, Екатерина Михайловна! Что это вы говорите? Да у нас и людей–то на фабрике столько не наберется.
— А вы поищите как следует, так еще и больше найдется. Женский отряд создавайте. Ребят с соседних предприятий соберите, всех безработных, — там, недалеко от нас, военный завод есть, на нем три тысячи человек работали, а теперь сотни три осталось. Туда поезжайте.
— В толк не возьму: зачем нам нужна такая армия? Безработные опустились, многие бомжами стали, а иные так и пьют, колются. С ними хлопот не оберешься.
— Вот–вот, вы сами и ответили на свой вопрос: пьют, колются. А ведь это наши русские люди. Мы в дружине сухой закон заведем, дружинникам деньги платить будем; вначале по сто долларов в месяц, а там побольше. Надо же помогать людям.
— Где же мы возьмем такую уйму денег?
— А это мое дело: у меня фабрика, у меня и деньги. У нас сейчас торговля хорошо пошла, от государства дотацию получили. Мы и своим рабочим платить будем больше, и милиции поможем. Начальник мне говорил, что они три месяца зарплату не получают, у них дети голодают. Должны мы помогать людям или нет?
— Если деньги есть, то, конечно, можно и собрать ребят. Мы тогда на рынках дежурство установим, кавказцев прижмем, за ценами следить будем. А милиция — она, что ж… Там тоже русские люди. И если денежки зашевелились — можно и им помочь. Заместитель начальника майор Конюхов — это ведь брат мой. Он, бедолага, без денег сидит. Благо, жена его на нашей фабрике трудится, Оля Конюхова — может, знаете?.. Я завтра же соберу ребят, самых активных и трезвых, вроде штаба создадим. Ну, надеюсь, днями и вы к нам приедете.
Явился юрист Петрунин. По привычке прошел к столу, сел в кресло — спиной к окну. Он когда–то Кате говорил: «Садись всегда спиной к окну: ты тогда начальство хорошо видишь, а оно тебя не очень». Петрунин еще недавно служил в милиции, имел звание старшего лейтенанта, но вдрызг рассорился со Старроком и уволился. К Кате он питал особое расположение — какая–то мощная сила родственного духа влекла его к этой женщине — и поверял ей все свои тайны. Он был старше Екатерины лет на пять, имел жену, двоих детей, но в нем еще много оставалось от ребячества. Взрывной неуемный характер часто создавал ему затруднительные ситуации. Катя ему верила и была с ним откровенной. Позвала его, и он, сломя голову, прилетел.
— Ты где–нибудь трудишься? Впрочем, это неважно. Хочу предложить тебе работу.
— В Вашем отделе? Старрок сожрет нас обоих с потрохами. Он меня ненавидит на клеточном уровне. Я же ему сказал: «Ну, жид проклятый! Мы еще до вас доберемся!»
— Ты человек горячий, случается, говоришь глупости.
— А ты слишком холодная и глупостей начальству не скажешь. Такие–то вот, между прочим, и прохлопали российскую империю. Знаем мы вас.
— Не скоморошничай, Игорь. Скажи лучше, как живешь, как Елена?
— А что Елена? Где что купит, а где что продаст. Мелкие спекуляции. Это теперь бизнесом называется. Я умру от голода, но на рынках катать–таскать ящики не стану.
— Ты–то ладно, умирай на здоровье, а вот детишки как?.. Ну, да ладно, контора адвокатская мне нужна. Начальником тебя хотела видеть.
— Брось трепаться! Говори, зачем звала?
— Затем и звала: контора нужна. |