— Милость невеликая! — так и быть: назначаю вас пожизненно на должность открывальщика — и не только дверцы автомобиля, но и дверей всех моих служебных кабинетов, и квартиры — тоже.

— Не думал, и не мыслил о такой вашей щедрости, но если уж она вышла, то и обещаю век молить Бога о вашем здравии и благополучии. А теперь позвольте узнать: когда я увижу вас? Без вас я скучаю и боюсь разбойников: как бы они на меня не напали и не отняли кошелек.

Потом к ней приезжал Тихий, и они составляли план усиления районной дружины. Для штаба дружины решили взять в аренду помещение с залом для собраний, с комнатами для размещения сотрудников штаба.

— Сегодня у нас четыреста человек, а нужно завербовать три–четыре тысячи, — сказала Катя.

— Это невозможно! — возразил подполковник; он обыкновенно со всем соглашался, а тут даже поднял руки. — Нет, это немыслимо!

— Мыслимо, если каждому дружиннику будем платить в месяц сто долларов. А сто долларов — это три тысячи рублей, почти зарплата квалифицированного рабочего. Вначале создадим штаб, а уж затем активисты пойдут на заводы, выяснят, кто у них потерял работу, кто мало получает. И будем их затягивать в боевые отряды. И женщин надо вербовать; создадим отряды работниц, домохозяек, студенток. Бросим клич: «Родина в опасности!» Снабдим их литературой — и не слюнявыми книжонками о сексе и убийствах, а книгами русских авторов, зовущих на борьбу за униженную и оскорбленную Россию. Большими тиражами отпечатаем все книги Петра Трофимовича, обяжем дружинников их читать.

— Но где возьмем деньги?

— А вы не знаете? Я же фабрикант! Я и дам деньги. Наймите бухгалтера. Живем и действуем под лозунгом «Поможем милиции, наведем порядок в столице».

Укрепив подполковника в правоте затеваемого дела, поехала домой. На ходу нежно заверещал «джинн».

— Вы где теперь?.. Я день и ночь работаю и хотел бы отдохнуть.

И, возвысив голос:

— Имею я право на отдых?

— Имеете, имеете. Вот мы сейчас будем обедать, приезжайте к нам, и тут мы спланируем, где и как можем отдохнуть.

Последовал радостный ответ:

— Я готов! Выезжаю!..

Катина мама Валентина Павловна привыкла видеть свою дочь с друзьями из милицейских, но, глянув на вошедшего с ней Каратаева и приглашая его в квартиру, подумала: «Этого не помню и будто бы он не милицейский». Любящая мать в каждом новом молодом человеке, являвшемся с дочерью, видела потенциального зятя и чутким сердцем быстро заключала: «Нет, не этот». И чем старше становилась ее дочь, тем тревожнее были думы матери, боялась, как бы и совсем не засиделась в девках Катерина, не осталась бы вековать свою жизнь в одиночестве. Глянув же на этого, не очень складного, высокого, сутуловатого и чуть ли не деревенского с виду парня, решила: «Этого не полюбит». Очень уж привередлива ее дочь, копается, копается, а кого надо ей — и сама не знает. А когда недавно, увидев с ней Артура, сказала: «Ну, а этот… Чем тебе не пара?», раздраженно ответила: «Опять ты мне жениха ищешь! Сказала же тебе: не пойду без любви замуж! А любви нет. Не прилетел мой ангел». На это мать заметила: «Может, он и до тридцати лет не прилетит, а тогда уж и прилетит, так не выберет. С твоей–то такой работой к тридцати годам седина на висках проглянет.