И когда они раздевались в просторном, но скромно отделанном и обставленном коридоре, к ним вышла молодая женщина, приветливо поклонилась Артуру.

— Здравствуйте! Я Катина мама, Валентина Павловна.

Катерина представила:

— Наш новый сотрудник, Артур.

И предложила идти в комнату вслед за ее мамой. Валентина Павловна казалась совсем молодой и больше походила на сестру Катерины или на ее подругу. Девичья фигура, прическа под мальчика, скорая летящая походка. Она все время оборачивалась, спрашивала:

— Надеюсь, вы не на минутку, как всегда залетает в родное гнездо вот эта птичка, — кивнула на дочь. И продолжала: — Я только что сварила борщ, Эдуард с прогулки вернулся. Мы на славу пообедаем. — И потом, когда расположились в креслах: — А где Филипп? Надеюсь, он не ждет тебя там в своей машине?

Артур подумал: «Знала бы она, какой опасности подвергались ее дети всего лишь несколько минут назад».

Катерина сказала:

— Да, конечно, мы с тобой пообедаем.

Катерина была спокойна, и только легкий румянец да тревожные интонации голоса выдавали только что пережитый ею стресс.

Вошли в большую комнату: здесь на средине ковра в металлической коляске сидел мужчина лет тридцати, чисто выбритый, тщательно причесанный, в зеленой рубашке с короткими рукавами. Он смотрел на Катерину и, кажется, не замечал вошедшего с ней Артура. А Катерина подошла к нему, обняла за шею и крепко прижалась щекой к его щеке. Потом отстранилась и, кивая на Артура, сказала:

— Это Артур. С ним мы провернули нынче крупную операцию.

— Суданец?.. Ну, и как вы разобрались с чеченской ма- фией?

Он протянул руку Артуру:

— Эдуард.

И продолжал:

— Я тебе говорил: ваш Автандил никакой не грузин, а чеченец. Это они сейчас захватывают милицию и торгуют живым товаром. У грузин на это кишка тонка. Грузины не так спаяны и трусоваты. Им, как азикам, на рынках укропом торговать.

Эдуард был офицером и командовал в Чечне танковой ротой. Его танк наехал на фугас, и его сильно тряхнуло. У него что–то лопнуло в спине, он был доставлен в госпиталь в Москву, пролежал там три месяца, немного подлечился, но врачам не удалось его радикально вылечить. Предлагали операцию на позвоночнике, но он отказался и вот уже полгода как передвигается в коляске. Коляска изготовлена по особому заказу, но и она не доставляет особой радости. Эдуард заочно учится в радиотехническом институте, читает газеты, книги, включает магнитофон, но всегда жадно вслушивается: не раздадутся ли шаги за дверью? Ждет свою любимую сестренку Катерину и сильно за нее волнуется. Много раз ей говорил: «Брось ты свою милицию, будем жить на мою пенсию и твою фабричную зарплату».

Эдуард поехал на кухню, — видно, захотел помочь матери. Пришел Филипп, но лишь заглянул в комнату и тоже пошел к матери. Он–то был и совсем спокоен, будто автоматные очереди барабанили по стеклу его автомобиля каждый день. «Вот парень! — с завистью подумал о нем Артур. — А я?.. Не мечут ли мои глаза страх и тревогу?»

Он очень бы не хотел показаться Катерине трусом. И, может быть, потому неуместно часто и, как думалось ему, неестественно глупо улыбался.

И Катерина это заметила. Спросила:

— Теперь настала ваша очередь улыбаться. Вам, я вижу, весело.

— Нисколько. Мне даже как будто бы страшновато. Хорошо, что стекла машины у вас такие. А если бы…

— Если бы… нас бы уже не было. Но по мне так это и хорошо. Я боюсь жизни долгой и немощной. Будешь ходить с палочкой, кряхтеть и пугать своим видом детей.