– Я знаю об этих мертвецах то, что в некрологах не печатают, – говорит он. – Мне нужно было заверить копии свидетельств о рождении, когда мне за них заплатили.

Мистер Грингейт, – Эмма подносит ему бумагу, – вам это знакомо?

Грингейт присматривается к бумаге.

Это копия настоящего свидетельства о рождении. Того, что я смастерил для девочки.

– Вы могли бы прочесть вслух выделенные строчки?

Он кивает.

– Корделия Линн Хопкинс, – читает он. – Расовая принадлежность: афроамериканка.

В обеденный перерыв я говорю Эрику, что мне нужно съездить выпустить Грету, но вместо этого оставляю машину на парковке и иду пешком на восток. На каждом перекрестке я, как она и велела, задерживаю дыхание, а завидев тень, закрываю глаза.

Первым водоемом на моем пути оказывается канал, идущий через весь Феникс из реки Колорадо. Я вспоминаю слова Рутэнн: каналы в городе проложили еще индейцы пуэбло, а пользуются ими до сих пор. Это кажется мне добрым знаком, поэтому я разуваюсь и сажусь на берегу.

В руке я сжимаю крохотный мешочек mojo. Внутри него щепотка белого перца, немного шалфея, тертый чесок и стручок острого перца, а также крошки табака, иголка кактуса и камень «тигровый глаз». Мама говорит, что последние четыре ночи все это лежало у нее под подушкой, но для достижения нужного эффекта поработать должны мы обе.

Между пальцами моих ног просеивается мутная вода. Я попеременно поворачиваюсь на все четыре стороны света. «Если ты там, Рутэнн, – думаю я, – мне сейчас пригодилась бы твоя помощь».

– Беспорочная Святая Марта, – говорю я, чувствуя себя круглой идиоткой, – убей дракона этой напасти.

Я раздираю швы на мешочке – и его содержимое летит по ветру, прежде чем осесть на поверхности воды. Камень идет ко дну, а вот дальнейший путь порошка проследить труднее.

Но я смотрю, пока не исчезает последнее пятнышко, – таково было указание. Затем складываю кусочек красной ткани и прячу его в лифчике, где он и пролежит, пока луна не попросит его вернуть.

Закончив с mojo, я обуваюсь и иду пешком обратно к зданию суда. Не то чтобы я верила, нет. Просто, как это часто случается, я не могу позволить себе роскошь безверия.

По окончании слушания Эрик едет в офис готовиться к завтрашнему процессу. Фиц идет со мною забирать Софи из садика и предлагает после этого где‑нибудь перекусить. Но я боюсь оставаться с ним наедине, не знаю, как себя вести.

– Давай как‑нибудь в другой раз, – говорю я нарочито беспечно и тороплю Софи к выходу, пока Фиц не успел ничего возразить.

И тут же напарываюсь на засаду репортеров. Звездопад вспышек ослепляет меня. Этого оказывается достаточно, чтобы я поняла, что в данный момент больше всего на свете хочу оказаться в нашем розовом трейлере.

На обед я делаю бутерброды с арахисовым маслом и джемом. Поев, Софи принимается рисовать синих китов, русалок и прочих обитателей морского дна, а я засыпаю.

Снится мне, что на шее у меня ошейник, а Грета держит меня на поводке. Она хочет, чтобы я что‑то нашла, но я понятия не имею, что мы ищем.

Проснувшись, я в кои‑то веки думаю не о папе. Солнце уже наполовину вышло из‑за горизонта, и трейлер залит жутковатым оранжевым светом, как будто, пока я спала, Софи выкрасила стены и потолок. На полу я вижу разбросанные картинки, но ее нет.

– Соф! – зову я, приподнявшись.

Открываю дверь в ванную – и там ее нет. Проверяю спальню.

– Софи?

Я заглядываю под кровать, в плетеную корзину для белья, в кухонные шкафы, в холодильник – во все места, где ребенку может вздуматься сыграть в прятки. Выйдя на улицу, я слышу лишь отдаленный рокот машин, да еще кое‑где изредка гавкнет пес.