Вот.
3
Окончив рассказ, Фима горько заплакал. “Все правильно, – думал Звездарик, сочувственно гладя его по голове, – все как в высшем обществе. Но как нам‑то теперь быть?!”
– Ваше мнение, Порфирий Петрович, – обратился он к Мегре, – возможно такое? Ведь считается, что животным пси‑сути ввести нельзя.
– М‑м… видите ли, – тот задумчиво возвел брови, – граница между разумными и неразумными существами не в точности совпадает с границей между биологическими видами. Видами. Вы знаете, что попадаются люди, которые иной раз ведут себя неразумнее и низменнее скотов. Почему бы не допустить и противоположные отклонения? К тому же щенок Бобик…
– Тобик, – ревниво поправил Фима, – Тобик его звали. Вон написано! – он указал на низ пирамидки, где действительно синей краской было выведено имя, даты рождения и кончины.
– Да, Тобик, извини, мальчик, – поправился комиссар.–Тем более что Тобик абсолютно доверял хозяину‑экспериментатору. А доверие суть приобщение. Так что, по‑моему, опыт мог получиться.
– Мог ли, не мог ли – Характер МПШ все равно сгинул, – хмыкнул начотдела.
– Да, досадно, что так получилось, – вздохнул Мегре. – Если бы щен не зарвался, остался жив – изъяли бы у него эту суть и вернули по принадлежности. Но увы!..
– Он не мог не зарваться – с такими‑то параметрами, – сказал Звездарик, поднимаясь со скамьи, – тик‑так, тик‑так, ура, кукареку! Что ж, пошли известим.
Когда начальник Кимерсвильского ОБХС отдал Лили пустую розовую кассету и без околичностей изложил все: мол, похищенный у вашего Могучего Шефа Характер находился здесь, но был незаконно введен в собаку по имени Тобик, а Тобик задрался с другими псами, растерзан ими и сдох… примите соболезнования, – та более минуты сидела в оцепенении. Она приготовила себя совсем к иному. Обеспокоенный Мегре принес из дома стакан воды, подал.
– Ав‑в‑вва…– сказала сыщикесса, отхлебнув из стакана; за эту минуту ее лицо слиняло и осунулось, – ав‑вв‑вва‑а!.. Истребить всех виновных! Имущество сжечь, самих казнить мучительной смертью! Младших на глазах старших, ав‑вва!..
– Перестаньте, – брезгливо сказал Звездарик. – У нас это не принято. Да и виновных пока еще нету, карать некого. Решайте, что теперь делать?
– Ав‑в‑вва!.. – сыщекесса вылезла из машины, смотрела на местность и людей, не узнавая никого и ничего. Увядшее лицо исказила нагловато‑жалкая улыбка. – Что мне?.. The Man, will have a pleasure, mmm? L`homme, voule‑vous avolir une plaisir?..
– Прекратите! – прервал ее Семен Семенович, не дожидаясь, пока она дойдет до суахили. – Здесь дети, – он кивнул на Фиму, который с любопытством смотрел из калитки. – И вообще, выбросьте лучше это из головы, тело скоро сдавать придется, не отвертитесь.
– Ав‑вва… мне надо отвлечься, – потерянно бормотала сыщикесса. – Может быть, мсье?
Комисар отрицательно покачал головой.
– Вон, – раздался голос Фимы, – вон он бежит, злодей! . Все посмотрели, куда указывал мальчик. Вдали по противоположной стороне улицы неспешной рысцой трусил рыжий пес‑боксер. Короткая шерсть не скрывала, а скорее подчеркивала его выразительную мускулатуру и экстерьер; морда с широким лбом и мощными челюстями была не безобразна, что не редкость у бульдогоподобных собак, а даже симпатична.
Две шавки – те, что грелись на солнце у Фиминого сарая, а потом смылись, – выскочили из‑под ворот, визгливо облаяли боксера. |