|
Их были кипы. По пятнадцать копий каждого, и все нужно было подписать. И она задавала мне вопрос за вопросом о моем состоянии. Хорошо помню один — о потере веса. Я объяснила, что у меня почти нет аппетита. Да, глотать я могу. И да, сложности приготовления еды для меня и кормления меня не так уж велики, так как у меня почти нет аппетита. Ем всего раз в день. — Это естественно, — сказала она. — Я все время говорю родственникам пациентов, что умирающие много не едят. Их телу это больше не нужно. А! Так вот в чем дело. Это так естественно. Особенно я подчеркнула, что не хочу ложиться в больницу. Иногда, сообщила она, это бывает неизбежно, например если пациент страдает от сильных болей или от другого дискомфорта. Она спросила: если со мной такое случится, куда бы я хотела, чтобы меня положили? В больнице, где лежала мама, я видела крыло хосписа, коридоры, покрашенные теплой охристой краской. И вдруг я вспомнила одну вещь, которую слышала давным-давно, но которая так поразила меня своей человечностью, что я хранила ее в памяти многие годы: что в принадлежавшем хоспису центре по уходу в Вест-Палм-Бич пациентам разрешали привозить с собой домашних животных. — Это правда? — спросила я. — Да. — Значит, туда я и хочу. Грейси сможет навещать меня вместе с детьми. Я уже воображала, каким чудесным развлечением будут для меня ее визиты в этом мраке. Движения ее хвоста действуют на меня гипнотически. Она — источник непрерывного наслаждения. Медсестра спросила, нужен ли мне приказ о нереанимации. Приказ, в котором будет написано, что меня не следует спасать. Если врачи скорой помощи кинутся ко мне в приемном покое, все, что нужно будет сделать Джону, показать им эту бумажку. Да нет, я уже позаботилась об антимедицинском браслете, на котором написано то же самое, только золотом. Улыбка. Медсестра засиделась у нас часов до одиннадцати. Вернулись дети. Тогда я ее быстренько спровадила. Приказ о нереанимации — желтую бумажку за подписью какого-то доктора — мы положили в ящик, чтобы был под рукой, но все же не бросался в глаза. Меня приняли в хоспис после многократных визитов медсестер и медбратьев. Эти визиты были быстрыми: необходимые подписи, вопросы о приеме пищи и испражнениях. Я просила их снимать значки с указанием места работы, когда они приближаются к дому, чтобы дети не задавали вопросов. И вообще, стараться приходить, когда дети в школе. Я не могла сама мыться. Руки и ноги так ослабели, что тереть себя мочалкой, намыливать волосы и вообще самостоятельно стоять в скользком душе сил уже не было. Раньше моим помощником всегда был Джон, но он еще работал, а вечерами купал двоих мальчишек. Знаете, есть такие девушки, которые спокойно раздеваются догола где-нибудь в спортивной раздевалке и так же спокойно стоят и болтают? Ага, так вот, я не из их числа. Всю жизнь я надевала бикини только в присутствии избранных. Я стесняюсь. Но теперь я чувствовала себя такой вонючей и липкой, что согласилась на помощь незнакомого человека при мытье. |
