День был такой ясный, что в сорока милях от берега были видны горы Турции. На небе не было ни облачка. Солнце заливало каждый дюйм открывшегося нашим глазам пейзажа, зажигая синие искры на просторах Средиземного моря.
Я так часто наблюдала эту игру цвета на берегу океана.
На Гавайях, где я стояла на утесе рядом с Джоном, Тихий океан был темно-фиалковым.
Мелкие воды вокруг Багамских островов переливались всеми оттенками аквамарина, отмели пляжей, когда мы с Нэнси смотрели на них сверху, из самолета, казались нам голубым стеклом.
Атлантика, мой океан, скорее зеленая, чем синяя. Хотя, по-моему, зеленый цвет больше к лицу спальням, чем океанам. Мнение, несомненно уходящее корнями в детство, когда я целыми днями бултыхалась в голубом-преголубом бассейне. Как только вода в нем начинала зеленеть, значит она становилась грязной.
Но все это в сравнение не идет с цветом морской воды в Средиземном море на Черепашьем пляже.
Ах, какая же там вода!
Не темно-синяя и не ярко-синяя. Она похожа на сапфир с оттенками бирюзы и топаза, причем чем дальше от золотистой полоски пляжа, тем разнообразнее краски.
Я попросила, чтобы мое кресло поставили рядом с машиной, под деревом, где я смогу сидеть и смотреть, стараясь запечатлеть в памяти эту картину.
Я поняла, почему Панос обожал это место. Я тоже его полюбила.
Скалы отделяла от моря полоса песка, шире футбольного поля. Я сказала Джону, что хочу остаться наверху и не спускаться.
Хасан (хозяин кафе) помог Джону перенести меня вместе с креслом под соломенную крышу своего заведения, чтобы не трясти по кочкам. Там мы заказали пиво и кебаб, сидя в тени и в то же время наслаждаясь видом.
На этом пляже могли бы разместиться несколько тысяч людей. А было всего человек двадцать.
Мои спутники оставили меня в кафе и пошли вниз, плавать. С высоты моего наблюдательного пункта они казались не больше соринок на песке.
Мне вспомнилась фраза Исаака Ньютона, в которой он сравнивал себя с мальчиком, перебирающим ракушки на берегу моря, «в то время как великий океан истины, доселе не открытой, окружает меня со всех сторон».
Я думала о том, какое прекрасное зрелище открывается мне с вершины, откуда видна и морская ширь, и переливы цвета на ней. Короче, изо всех сил старалась убедить себя в том, что мне вовсе не хочется вниз, играть и плескаться, как все.
Этим искусством я с каждым днем овладеваю все больше. Не хотеть того, чего я не могу получить или сделать.
Уберите желание, и боль отступит.
Джон и Нэнси вернулись с купания.
— Как вода? — спросила я их.
— То что надо! — отозвался Джон. — Спокойная, прозрачная и теплая.
Еще Джон сказал, что под водой не на что смотреть, один песок. Ни рыб. Ни моллюсков. Ни даже камней.
Нэнси взахлеб расписывала подводный свет — калейдоскоп желтого и голубого стекла. |