— Куда поедем, к пруду или к Реке? — спросил я.

— К большому пруду, — сказала она. — На юг от холма, на ваши земли.

Это был хороший пруд, только я там никогда ничего не поймал. Он больше годился для ухаживания за девушками, чем для рыбной ловли. Вокруг него росли тенистые деревья, густая волнистая трава, и было много уютных мест, чтобы просто посидеть.

Мы валялись на траве, играя друг с другом, потом пообедали. Еще мы рыбачили: поймали двух ершей и одного небольшого ката. Если хотели, поймали бы и больше, только нужно было этим заниматься. Леска дергалась часто, но Молли была так хороша, что я не обращал внимания на удочки. Я говорил ей, что это всего-навсего черепахи жуют нашу приманку, и не давал вставать. А она знала, какое это хлопотливое дело — поймать черепаху.

Около полудня, когда мы лежали под тенистыми деревьями и нам уже надоело изображать рыболовов, я в первый раз сделал Молли предложение. Трава там была жидкой, и мы лежали на подстилке. Целовались так долго, что мне показалось, что я ей всерьез нравлюсь. Так почему же было не посвататься? Я просто с ума по ней сходил.

— Молли, — сказал я, — слушай, Молли. Раз мы все равно любим друг друга, так чего бы нам не пожениться? Было бы здорово. Я страшно хочу на тебе жениться.

Она усмехнулась, даже не взглянув на меня.

— Ты что, этого совсем не хочешь? — спросил я. — Ты для меня создана, я это знаю точно.

— Ты мой любимчик, — сказала она, присела и поцеловала меня. — Гид-инг-тон. А что мы будем делать, когда поженимся?

— Ну, наверное, то же, что и все. Чем мы от всех отличаемся?

— Может, ты и не отличаешься, — сказала она, — а я отличаюсь. Пока я не хочу в этом завязнуть. Радости будет не больше, чем, например, сейчас.

— Откуда ты знаешь? — спросил я. — Ты ведь не была замужем. Может, радости окажется куда как больше.

Она рассердилась.

— Не надо песен, — сказала она. — Ни за тебя, ни за кого-нибудь там еще я замуж не хочу. Девчонки, которые выходят замуж, чтобы с парнями кое-чем заниматься, мне не по душе. Не нравится это мне. Лучше заниматься всем этим без всякого замужества, говорю серьезно. Я не выйду замуж, пока из-за ребенка не прижмет, и это тоже — серьезно. А если и тогда это будет необязательно, так оно еще и лучше.

Ее слова потрясли меня, как ничто другое на свете. Очень на нее похоже, думал я. Ей всегда было наплевать, что о ней скажут. Может, она полагала, что ее все равно не будут уважать, раз у нее такой папаша. Хотя я знал многих в Талии, которым она не нравилась. Но мне было все равно, что они там о ней думают.

— Птица моя, не говори так, — сказал я. — Я по тебе с ума схожу и хочу, чтобы ты стала моей женой, вот и все.

Она злилась по-прежнему, хотя чуть-чуть смягчилась. Мы лежали, обнявшись, и заговорила она не скоро.

— Я тоже схожу по тебе с ума, Гид, — сказала она, обвив меня руками. — Ты самый лучший. Но замуж — нет. И это серьезно. Я сделаю все, что ты хочешь, только не это. Хочешь — прямо сейчас, хочешь?

Я ее целовал, и она дрожала, как осина. Но ничего не вышло — из-за меня. Ее слова о замужестве так меня потрясли, что я не переставал о них думать. Она сняла рубашку, я увидел — о, что я увидел! — но перестать думать я не мог, я думал про то, что все это неправильно и нельзя так, и поэтому велел ей остановиться.