Я помог ей спрыгнуть с повозки, и мы направились обратно к дому. По-прежнему прижимаясь ко мне, она молчала — догадывалась, что толком говорить не умеет. Чтобы сесть на лошадь, я с трудом освободился от нее.

Вид у нее был жалкий, она держала меня за щиколотку, и я боялся, что сейчас она заревет.

— Приезжай еще, — сказала она. — Здесь страшная тоска, я никого не хочу видеть, кроме тебя.

Не успел я немного отъехать, как мне стало ее жаль. По пути домой я решил, что не мешает приехать и попробовать еще раз. Это стоит трудов.

Утром уверенность моя ослабла. Поспал я всего два-три часа, и тут явился отец и стал трясти мою чертову ступню. Начинался длинный-длинный день.

5

В воскресенье вечером Джонни вернулся из Панхендла, а в понедельник нанялся к нам поденщиком. Скорее всего, он просто заглянул проведать меня во время завтрака. Только что мы купили партию скота, и нужно было клеймить всех новых телят. Словом, когда отец вернулся с утренней проездки, он предложил, чтобы Джонни поработал у нас, и Джонни согласился.

— Когда я говорю «работать», я имею в виду именно это, — сказал папа. — Если будешь рассиживаться на заднице, не увидишь ни доллара.

— От работы я никогда не бегал, — ответил Джонни. — Бывает, конечно, работенка прямо на меня скроенная. Разве у вас нет такой работы, которую вы любите больше других дел, мистер Фрай?

Отец фыркнул. Терпеть он не мог, когда Джонни философствовал.

— Больше всего на свете я люблю вообще не работать, — сказал он.

Прямо с порога Джонни наехал с вопросом: хорошо ли я заботился о его девушке?

— Ты имеешь в виду Мейбл? — сказал я. — Еще как! При каждом удобном случае.

— Спасибо, друг, — сказал он. — Только я не про нее. Похоже, ты и не догадываешься, о ком это я?

— Знать не знаю. Неужели об Анни Элденфелдер?

Так мы дурачились, поддразнивая друг друга. Честное слово, я был рад, что он вернулся. Вместе с Джонни все приобретало совсем другой вкус.

С его появления не прошло и недели, как мы всерьез поцапались с папашей Молли. Чего нам делать не следовало, так это воевать с ее папочкой, мы ведь хорошо знали о том, как она к нему относится и что ссориться с ним значило поссориться с ней самой. Но события не всегда подвластны нашей воле.

Через пролом в Ограде пара наших годовалых бычков сбежала на пастбище старика Тейлора. Во время утреннего объезда отец заметил их следы и послал нас с Джонни их отлавливать. Задача была проста. Бычки оказались в одной компании с тейлоровскими дойными коровами. Все это стадо мы отогнали поближе к нашим воротам, заарканили бычков и через ворота вернули на родную территорию. Было совсем рано и прохладно, лошади прятались в тумане по самое брюхо. Мы хорошо поразмялись для согрева.

Потом мы решили заделать пролом, и вот тут-то попали в беду. Первая наша ошибка была в том, что к пролому мы поехали по земле Тейлора. Знали, что старикан будет склочничать, если нас увидит, но все равно поехали — может быть, даже ему на зло. Вот тут Джонни и увидел койота. Зверь махнул через забор в ста ярдах от нас, а Джонни сказал, что заметил, как койот прилег в траву и затих.

— Давай поймаем этого сукиного сына, — предложил Джонни. — Я в жизни не набрасывал лассо на койотов, а ты?

— Никогда, — ответил я. — Думаешь, поймаем? — А сам уже готовил петлю. Давно я мечтал заарканить койота, и вот он, мой номер, он уже выпал. Джонни стал заезжать со стороны ручья, но я был уверен, что зверя ему не поймать: петлю он сделал такую громадную, будто мы охотились на динозавров.