— Мою судьбу повторяешь, Варюшка. Я вот так же корпела над учебниками. На одном хлебе сидела! И это после войны! А тут Толян мой подвалил. Я на молодых и не смотрела. Первую любовь у меня война отняла. Ну а Толян сказал, что любви не потребует, главное, чтоб уважала и считалась с ним. Это меня устраивало, даже раздумывать не стала. У Толяна была хорошая квартира, работал военкомом, получал неплохо, и я тут же перебралась к нему из общежития. Да, он старше меня, но не старик. Он не только сделал, а и вырастил всех сыновей, а и выучил, каждому дал образование и всех поставил на ноги, обеспечил жильем. Наши дети не бедствуют. Но… Когда стала женой, сколько выдержала насмешек! Дескать, я молодость запродала, стала подстилкой пожилому мужику, какому жизни осталось на один бздех. Что польстилась на его положение, квартиру, дачу и машину. Все от зависти болтали. Сами, обломись такой шанс, конечно его не упустили бы. Но забывала родня, что я к тому времени прошла войну и знала цену многому. Я уже отошла от романтиков. И, конечно, не согласилась бы рожать детей от голожопого алкаша, растить их в бараке, кишащем тараканами и клопами. Став женой Толяна, я начала другую жизнь, легко закончила институт, получила хорошую работу, обо всем этом позаботился Толян. Он никогда не контролировал мои расходы, хотя с деньгами я всегда была бережлива. Но выручать меня ему приходилось. И не только по мелочи. Нет, не на словах, жизнью доказал ко мне свою любовь, хотя ни разу не признался в ней.

Да и к чему теперь? Сама знаю, — умолкла женщина и, выкурив сигарету, продолжила сипло:

— Раньше, еще при Сталине, всем фронтовикам платили за награды. У меня они тоже имелись. А потом, когда Иосиф Виссарионович умер, эту оплату отменили. Пусть небольшою она была, но уж очень дорогою. Потому обидно стало, когда отняли эти деньги, вроде как обесценили наше фронтовое. Ну, тут понятное дело, возмущались все, но на словах. А я голосовать не пошла, отказалась. Когда вызвали меня в КГБ и стали отчитывать за несознательность, я послала их всех вместе с тем новым Генеральным секретарем ЦК КПСС и плюнула на его портрет, что на стене висел. Что тут началось, тебе не передать. Меня мигом затолкали в камеру, начались допросы с угрозами и оскорблениями. Меня бил по морде безусый охранник сержант. Следователь все интересовался, в пользу какого государства шпионю и занимаюсь антисоветской деятельностью?<style name="a"> Я напомнила, что на</style> войне была, в разведке, имею награды, но никто не хотел услышать. Целую неделю продержали в камере. Мне она показалась вечностью. К тому времени у нас с Толяном уже был сын. Старший, ему тогда едва исполнился год. Я уже не верила, что увижу его. И вдруг меня вывели из камеры. Я думала, что поведут на допрос, но охранник повел к выходу. Там уже ждал Толян. Он подхватил меня на руки и отнес в свою машину. Через десяток минут я была дома. Всю ночь Толик говорил со мной. Нет, он не ругал. Он умолял, просил, убеждал научиться сдерживать себя в любой ситуации. И я стала работать над собою, саму себя ломала через колено. И лишь через много лет Толян рассказал, как трудно далось ему тогда вырвать меня из камеры КГБ. Он не упрекал. Но мне было стыдно, что не подумала о сыне и муже, дала волю эмоциям. Вот на них я не имела права. А Толик доказал, что он не только муж, но и единственный, самый лучший на свете друг. И пусть вся родня хохотала надо мной, обзывая меня стервой, расчетливой дрянью, плутовкой и сукой, я ни разу за все поды не пожалела о своем замужестве. Говорю тебе как на духу, только самым хорошим бабам пожелала бы таких мужей как мой! Давай и ты умней. Не выбирай себе мужика красивого. Не с лица воду пить. Смотри, каким он в жизни будет, потянет ли семейный возок.