Я уже сотни раз принимала такое решение.

 За обедом я очень старалась не обращать на Уилла внимания. На сей раз он соизволил сесть с нами за стол. Ел молча, не глядя по сторонам. Разговор в основном вёл папа. Несмотря на похмелье, он наворачивал, как истинный англичанин, — три порции ростбифа, хороший кус йоркширского пудинга, четыре картофелины, морковка, брокколи и зелёный горошек. Ещё и подливку подобрал толстым ломтём хлеба. А после ещё две порции пирога с ревенем и чашка чаю с печеньем.

 — Что может быть лучше хорошего воскресного завтрака, — сказал папа, рыгнув, и похлопал себя по животу.

 Уилл, перехватив мой взгляд, одними губами выговорил: «Лучше в нас, чем в таз» — одновременно с папой, который произнёс то же самое вслух. Я еле сдержалась, чтобы не засмеяться.

 Папа нахмурился:

 — Опять хохмишь?

 — Что мне, делать нечего?

 Уилл встал, сказал:

 — С вашего разрешения. — И двинулся к двери.

 — А ты не хочешь помочь матери вымыть посуду? — спросил папа.

 Уилл остановился.

 — Помочь  матери?

 Слово ещё долго звенело в воздухе, когда Уилл уже вышел за дверь.

 Мама сказала:

 — Я и сама справлюсь.

 Папа потянулся и снова рыгнул.

 — Ну и объелся же я, — сказал он, как будто его кто-то силком заставил все это слопать. — Пожалуй, пойду протрясусь. Да, прогуляемся, Айрис?

 — Мне ещё нужно помыть посуду.

 — Подождёт твоя посуда. Пошли, нагуляешь себе розочки на щёчках, — сказал папа.

 — Ну хоть поставлю отмокать кастрюли и сковородки, — сказала мама, собирая тарелки со стола.

 — Ох, если все так сложно, тогда не надо, — сказал папа и хлопнул меня по плечу. — Давай, Фиалка. Ты-то не откажешься от прогулки, доченька?

 Мне совершенно не хотелось гулять. Но и мыть посуду с мамой тоже не хотелось. Да и торчать в одиночестве у себя в комнате. Хотелось побыть с Уиллом. Но если сунусь к нему, он, скорее всего, пошлёт меня куда подальше. И потом, я ведь приняла решение.

 Я схватила куртку и пошла с папой.

 — Вот и умница, — обрадовался он. — Пойдём в парк, что ли?

 Когда я была маленькая, он часто меня туда водил. Мне страшно нравились цветы, особенно кувшинки на декоративном пруду. Я ложилась на живот прямо в траву и представляла, как феи Кувшинок перепрыгивают с одного плоского листа на другой. Сейчас все это безнадёжно ушло в прошлое, но папа до сих пор пытается обращаться со мной, как с маленькой девочкой. Удивительно, что он не захватил с собой пакет с хлебом, чтобы покормить уточек.

 — Хочешь покачаться? — Он приостановился у детской площадки.

 Это было шуткой только наполовину.

 — А как же!

 Папа взял мою руку и стал раскачивать её, словно качели.

 — Как нам с тобой бывало весело, Филь. — На его покрасневшие глаза навернулись слезы. — Жаль, что ты не можешь навсегда остаться моей маленькой девочкой…

 — Папа!

 Я вырвала руку.

 — Оп-ля! Извини, солнышко. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение. Совсем забыл, что ты у нас уже тинейджер.

 — А с виду и не скажешь, да? — спросила я с горечью.

 — Ты очень хорошенькая, золотко, просто прелесть! Не переживай, скоро у тебя все сформируется.