Кровать была расстелена. На столе в стакане стоял букет из четырех-пяти цветочков довольно грустного, надо сказать, вида, потому что в Вильжюифе торгуют только кладбищенскими цветами.
Мсье Гир закрыл дверь и, еще не сняв пальто, подошел к окну и приподнял один из листов серой бумаги. Напротив горела лампа. Но Алиса спала. Книга соскользнула с одеяла. Глаза Алисы были закрыты, ровное дыхание приподнимало грудь, голова лежала на согнутом локте, под мышкой видны были рыжеватые волосы.
"Господин Прокурор Республики...” Он готов был затопать ногами от нетерпения, от бессилия. С яростью взъерошил волосы и принялся раздеваться, поглядывая то на кровать, то на горящую печь.
Потом вернулся к окну. Алиса разогнула руку. Теперь она лежала на спине, откинув одеяло. Большие, тяжелые груди торчали под полотняной рубашкой.
Накануне она так лежала в кровати мсье Гира. Он присел на край, чтобы снять носки, потом босиком подошел к печке, прикрыл ее наполовину и снял с нее горячий кофейник.
Наконец, бросив искоса последний взгляд на окно, он опустил серый лист бумаги и погасил лампу. Скрипнули пружины кровати. С шоссе донесся грохот: это лионский грузовик-экспресс с восьмитонным грузом промчался со скоростью сто километров в час. Грохот утих, а чашка еще вздрагивала на блюдце.
Прошел целый час, пока дыхание мсье Гира стало ровным. Рука свесилась с кровати. При каждом выдохе губы его приоткрывались, издавая “пфф...”, и вздрагивали нижние волоски усов.
Он еще крепко спал, как всегда по утрам, а служанка поднялась в шесть часов, прихлопнула трезвонивший будильник и оделась, не умываясь; глаза ее опухли от сна, во рту стоял неприятный привкус. Она шла в молочную лавку, чтобы навести там чистоту и расставить бутылки с молоком у дверей обитателей дома.
Глава 7
"Смелей!” - повторял мсье Гир про себя.
А вслух бормотал, пробираясь сквозь толпу:
- Извините.., извините...
Шел проливной дождь, и поэтому надо было не только пробить себе дорогу, но еще и маневрировать зонтиком среди других бесчисленных зонтов. В трамвае мсье Гиру пришлось отвести далеко в сторону руку с зонтиком, так как шелк промок насквозь.
"Смелей!"
Инспектор сидел прямо перед ним, это был уже не маленький бородач, а тот, что проводил время в привратницкой. Мсье Гир посмотрел на него, не дрогнув. Раздался звонок, и трамвай тронулся к Парижу. Мсье Гир, несмотря на унылую погоду и мрачные лица пассажиров, сидел на трамвайной скамейке расправив плечи и выпятив грудь, как вчера, когда играл в кегли. Из-под густых, черных, как тушь, бровей он метал такие грозные взгляды, какими обычно пытаются усмирить расшалившихся детей. Когда к нему подошел кондуктор, он величественным жестом снял перчатку, вытащил из кармана бумажник, а из него - пачку талонов.
"Смелей!"
У Порт д'Итали он пренебрег обычной поездкой в метро и уселся в автобус, при этом в салон первого класса, в то время как инспектор остался на площадке. По мере приближения к цели его охватывало головокружительное нетерпение. На площади Шатлэ мсье Гир буквально выпрыгнул из автобуса и бегом пустился по набережной Орфевр.
"Смелей!"
Только оказавшись на пыльной широкой лестнице полицейского управления, он расправил повестку с вызовом на завтрашний день и прочитал имя комиссара.
- Где мне найти комиссара Годэ? - спросил он тотчас же у курьера.
При этом мсье Гир метнул на того убийственный взгляд, нетерпеливо вздохнул, потоптался на месте с видом человека, у которого вовсе нет времени, чтобы тут торчать, и которого требуется принять немедленно. |