Но…

Она сделала шаг по драгоценному ковру. И второй. И… и даже поклониться сумела, пусть без должного изящества. А вот Бес кланяться не стал, но к креслу тоже приблизился, чтобы усесться на зад аккурат в шаге от звериной морды.

И умываться начал.

— Кто это? — царица указала пальчиком на Беса.

— Кот.

— Кот, — повторила царица-матушка. — Кот… а что он делает?

— Мышей ловит… иногда.

— И только?

— Еще ест, спит и мурлычет. Разбрасывает шерсть. Лезет, куда не просят. Мешает спать или, наоборот, убаюкивает…

— Полезный зверь, — царица улыбнулась, одними кончиками губ, и взгляд её обратился к князю. — Иди-ка ты, княже, погуляй…

— Я…

— В сад, — царица махнула рученькой, и шелковый, расшитый волнами рукав, развернулся с тихим шелестом. — В саду ныне хорошо. Моим гостьям он понравился… а мы пока с невестою твоей побеседуем.

И взгляд стал… холоден? Будто бы она, Стася, успела вызвать высочайшее недовольство. Нет, уезжать надо. Разбираться с проклятьем и уезжать.

Из дворца.

Из Китежа…

— Велите чаю нести, — царица, выпроводивши князя, в ладоши хлопнула и так звонко, что боярыни, до того и дышать-то опасавшиеся, а ну как шумно будет, поспешили вскочить. Засуетились, закружились. И в суете этой Стася осталась неподвижна.

— Ты любишь чай? — царица вот наблюдала отрешенно, ей-то подобное привычно было.

— Да.

— А еще что? — и вновь этот взгляд… непонятный.

— Все и понемногу. Мед. Пряники… и орехи у вас вкусные.

— А у вас?

— У нас… как попадутся. Иногда вкусные, иногда не очень, — честно ответила Стася. — У нас… все иначе.

— Лучше?

— Иначе, — покачала головой Стася. — У нас… нет ведьм. И магов. И магии тоже нет. Нечисти. Нежити. Зато есть проблемы с экологией, генетически модифицированные продукты, глобальное потепление и озоновые дыры.

Вот и зачем она это сказала.

Царица же кивнула, мол, понимает. И соизволила подняться. Зверь не шелохнулся даже, только левый глаз приоткрыл, приглядывая, куда царица направится. А потом и закрыл. Девочка же вытащила кривоватый клубок, который молча протянула Стасе.

А та и взяла.

— Блаженная, — царица ласково — и ласка эта была непритворной — погладила девочку по голове. — Как-то… терем загорелся. Почти все погибли, а она вот… случаются беды. Замолчала только. Но ласковая.

Девочка виновато улыбнулась.

— Маги сказали, что ничего-то не запомнит. Да и ведьмы клялись, что отойдет, а она-то… застыла будто бы. Двадцатый годок пошел, — пожаловалась царица.

— Двадцатый?!

С виду девочке было года четыре…

— Ей двадцать шесть уже, да только… хочешь пряника?

Девочка молча вскочила.

— Зато людей слышит. К иным и близко не подойдет, а у других вот… — царица замолчала, глядя, как малышка подбирается к Стасе, тишком и бочком, осторожненько, при этом то и дело поглядывая на боярынь, что, стол накрывши, сгрудились подле, не смея присесть.