Свет теснил золотые сундуки, выставленные вдоль стен, и увязал в плотном полотне ковра.

— Не нарочно… верю… все осложнилось. Иди сюда, милая, — царица раскрыла руки и Зорянка бросилась к ней, ловко вскарабкавшись на колени. — Сестрица моя, родная…

Это царица произнесла тихо-тихо.

— Все, что от рода осталось… когда-то мы были сильны. И батюшка, возгордившись этою силой, решил, что уж теперь мы ни людям, ни богам не подвластны. А вот как оно вышло…

Заурчал Бес и, подобравшись, боднул голову царицы, а та руку уронила, провела пальцами по темной шерсти. И вдруг стало понятно, что женщина эта вовсе не желает царицей быть, что, возможно, она безмерно тяготится и покоями этими просторными, и боярынями, что вокруг хороводы водят, и… прочим.

— Ведьма, — царица кивнула, слабо усмехнувшись, а зверь её потянулся и зевнул во всю пасть.

Предупреждал.

— Я не специально, — повторила Стася, осторожно опускаясь на странного вида полукруглое креслице. Можно ли так? Или ей надлежит стоять перед царицей?

— Верю… мне многое сказывали про тебя. Те, кто под Тамановыми ходят, все больше дурное. Что явилась самозванка вроде бы из иного мира, но разве ж бывает такое? А если боги и судили, то человеку обыкновенному миры менять никак не под силам. Стало быть, ты не просто ведьма, а страшной силы, которую точно во благо использовать не будешь.

— Почему?

— Потому что ведьма.

— Аргумент.

— Для многих, — царица усадила на коленях девочку и принялась разбирать волосы её. — И поверь, то же поют в уши супругу моему. Он, правда, человек разумный, но… иногда ради этой разумности и поступает вовсе не так, как надлежало бы честному человеку. Государем быть еще сложнее, чем государыней.

Пальцы её ловко разбирали светлые прозрачные почти волосы девочки. А та сидела смирно, боясь дышать.

— Но есть и другие… Радожский… многое рассказывал. Он хороший человек.

— Верю, — осторожно ответила Стася. И чистую правду, ибо плохим назвать Радожского при всем-то желании не выходило.

— А вот Соболев зол за дочку. Требовал судить тебя. И силу запечатать. Но с ним давно уж неладно… вовсе тут неладно стало, — пожаловалась царица. — Ишь, притомилась, сейчас отдохнешь.

Тонкие детские ручонки обхватили шею. И царица подняла Зорянку легко, будто весу в ней было не больше, чем в листочке березовом. Уложив на постели, огромной, как и подобает царской, царица укрыла девочку одеялом.

И поглядела на Стасю.

А та на Беса, который запрыгнул в кровать и вытянулся подле. Заурчал громко, переливчато.

— Он не причинит зла.

— Не причинит, — царица поглядела на своего охранника. — Козелковский тоже… сказывал. Жена у него не особо умна, но сам он человек известный. И супруг мой весьма не хотел его когда-то отпускать. Но дочь умирала, а он… хоть и царь, но душу еще не растерял. Теперь же, сказывают, дочь выздоровела.

— Ей точно стало лучше. А выздоровела ли…

— …благодаря зверю, которого ей ведьма подарила… это такому вот?

— Похожему, — не стала отпираться Стася. В конце концов, пусть не сорок, но больше тридцати зверей ждали своих хозяев. — И если у вас есть желание… я… не была уверена, что тут будут рады посторонним зверям…

— Посторонним не будут, — царица поманила за собой.