— Ужас какой, — выдохнула миловидная женщина и руками всплеснула. — Это что же ж… мужик женится, дому не имея?!

— У кого-то есть, но… да, случается и такое.

— Срам-то какой, боги милосердные, — закачала она головой. — Небось, и селяне-то сперва дом наособицу ставят, а после уж женятся… разве что совсем уж бедные иначей. Или когда хозяйство большое, но тогда и дом большой, в котором свой угол дают.

— Так и она-то без приданого… оба голозадые, — хмыкнул кто-то. — По-справедливости…

Как-то показалось, что в словах этих прозвучала скрытая издевка.

— И как без дома-то и на дом получить, и жену содержать? — задала вопрос все та же миловидная женщина. — Это ж тяжко…

— Оба работают. Как правило.

— В людях? Аль на промыслы?

— Кто как… у нас… обычно… предприятия большие. Или офисы… скажем, магазины… огромные, в два этажа или в три. Вот как терем.

— На купцов, стало быть, — подхватили боярыни. И одна поспешила добавить:

— Слыхала, что в тым годе Степанов ажно тысячу человек на свою эту… как её… манфактурь позвал.

— Мануфактуру? — подсказала Стася.

— Во-во, её. Поставил сараи огромнющие, и там девки сидят, кто шерсть моет, кто чешет, кто прядет, а кто, стало быть, и за ткацким сидит… и после получается, что ткани этие он красит и продает. С прибытком.

Боярыни загомонили, обсуждая, велик ли прибыток.

— У Степанова холопки одни! — возразил кто-то. — Вольные, небось, сами мастерят, без мануфактурей всяких… ишь, удумали.

— …а еще сказывали, что магиков просили станок сделать, такой, чтоб сам ткал, а они отказалися…

— …и ведьма говорит, мол, что проклянет…

— …а магик…

Кажется, разговор вовсе отошел, что от миров иных, что от проблем экономических. И Стася замолчала, не зная, следует ли ей перебивать прочих, или же лучше тихонько сидеть, надеясь, что когда-нибудь о ней вспомнят.

Или наоборот, надеясь, что о ней не вспомнят.

— Что ж, — царица поднялась и боярыни, еще мгновенье до того галдевшие, мигом смолкли. — Устала я… Анастасия, проводишь к опочивальне. И Зорянке пора отдыхать…

Стася поднялась.

Вот интересно, эта просьба, больше на приказ похожая, она оскорбление или, наоборот, великая честь? И как надлежит поступить?

Царица шла, и Стася за ней, а за Стасей — Зорянка, за девочкой — Бес, и уже за ним, последним, тяжко топало волохатое чудовище, то, которому полагалось бы котов гонять, а не игнорировать.

— Шумно там, — сказала царица, оказавшись, как Стася поняла, в личных своих покоях. — Устаю от них. Что куры, гадлят, галдят… а отставить неможно. Разом жаловаться побегут, выяснять, в чем немилость этакая… ныне и без того хватает. Мне сказывали, это ты камень на площади зажгла?

Вот теперь, кажется, разговор пойдет о делах иных, куда более серьезных.

— Я не нарочно, — ответила Стася, озираясь исподтишка.

Здесь было… пожалуй, что светло. И свет, проникая сквозь узорчатые окна, окрашивал беленые стены во все оттенки радуги. Он отражался в стеклянных боках пузатых ваз, ложился на ветки роз, отчего сами розы обретали удивительный окрас.

Свет теснил золотые сундуки, выставленные вдоль стен, и увязал в плотном полотне ковра.