Аглая рот закрыла.

И Мишанька щелкнул её по носу.

— Наивная ты…

Хорошо хоть не дурой обозвал.

— Ишь… ведьмы… ничего, скоро закончится ваше-то время, — пробормотала боярыня, осеняя себя кругом.

— Почему? — поинтересовалась Лилечка, которая за всем происходящим наблюдала с немалым интересом.

— Потому как на то божья воля… — боярыня ответила грозно и брови сдвинула, отчего они показались одною бровью. — Не дело это, проклятым средь честного люда жить и во всем мешать.

— Тогда да, — сказала Лилечка, Фиалку на плечо пристраивая. — Тогда это правильно…

И улыбнулась этак.

С хитрецой.

Будто знала что-то, самой Аглае недоступное. И… Мишанька что-то у Дурбина спросил, тот ответил. И застыли оба, друг на дружку глядючи.

— Ишь ты… — боярыня выдохнула. — Точно приморочит… ведьма…

Аглая вдруг подумала, что в нынешнем-то обличье Мишанька ведь покраше её будет. И… и да, тоже ведьма. Глупость какая! Найглупейшая.

— С ним поговорить надо, — сказала Лилечка, ткнув локтем в бок, отчего дурные мысли разом выскочили. — Он тоже видит.

— Что?

— Грязь эту… ты видишь?

Аглая покачала головой. Нет, что-то было определенно не так, но… она, сколь ни силилась, не могла понять, что именно.

— Бывает, — Лилечка погладила котенка, который приоткрыл глаз и уставился на Аглаю с упреком: мол, как можно этакого не заметить. — Это потому что никто не видит… но ничего.

И погладила Аглаю, успокаивая.

— Эй, — из кустов свистнули и так, что по-над кустами тотчас поднялось облако бабочек и пара пташек, до того сидевших где-то там, в зеленых глубинах. — Бася…

— Чегой? — Баська остановилась и прищурилась, а заодно огляделась.

Так, на всякий случай.

Но в саду ныне было пусто и тихо, а куда все подевалися, Баська не знала. Она ведь, к себе возвернувшись, поняла вдруг, что крепко притомилась от хождения по саду и всяких там… и Маланька тоже притомилась.

И прилегли вот.

Все одно Мишанька куда-то подевалася.

Прилегли и… похоже, что приснули. Бывает. Небось, в отцовском-то тереме она всегда после полудня почивала, да спалось сладко, но то потому как поемши. А туточки…

Обедать не позвали.

Девка, к Баське приставленная, будто вовсе сгинула. В животе урчало, и Маланька вздыхала тяжко-тяжко, губу то и дело закусывая. Тоже, небось, голодно было.

Баська тогда и разозлилась.

Это что получается? В невесты позвали, а встретить и приветить позабыли? И нехорошо-то… каким бы гость ни был, а всяко надобно к нему с уважением.

И покормить.

Тогда-то она, косу наскоро поправивши, ибо растрепалась за сон невмочно, и сказала:

— Пойдем, поищем кого.

А Маланька согласилась, верно, тоже от этакого высочайшего гостеприимства притомилась. Вот и пошли в сад, чтоб понять, куда из него-то деваться, да только заблукали слегка. Ну и к кустам выбрались, откудова и свистели.

— Кто тут? — спросила Баська, руки в бока уперши.

— Елисей, — отозвались ей и кусты зашатались, после ветки затрещали, будто там не один Елисей, а с медведем. — Я с братом.

И чегой это Баська не удивилась, этого самого брата завидевши?

Медведь и есть.

Стоит.

Лыбится.

На Маланьку уставился так, что хоть ты в него вновь сапогом кидайся.