Она пыталась вырваться, эта душа, меченая другою силой. И Лилечке пришлось держать её крепко-крепко. Может, и не удержала бы, когда б не Фиалка, которая в душу вцепилась коготками и еще зубами тоже. Заурчала, упреждая.

Тогда-то та и затихла.

А потом…

Лилечка просто собрала темное, что на душу налипло.

Гарь.

И копоть.

И… другое всякое. Много собралось. Тогда-то та вовсе успокоилась.

— Отпусти, — велела Лилечка, и Фиалка когти убрала. А душа обрела себя, ставши девицей бледной, прозрачной. Она вздохнула.

Огляделась.

И сказала:

— Так не честно!

— Отчего же?

— Они будут жить… его праправнуки.

— И твои.

— Они на троне!

— А твои? — спросила Лилечка. Ей было жаль эту женщину, и той, которая стояла за Лилечкою, тоже.

— Мои… мы… так все одно не честно! — она стиснула кулаки. — Он… сам согласился! И я…

— Ты хотела бы прожить чужую жизнь?

— Свою! Я хотела бы прожить свою и…

— Скоро будет срок и у царицы родится дочь… — сказала Лилечка, глаза прикрывая. — Если хочешь…

Душа… еще злобилась. И право имела. Много обид было причинено ей. Много обид она сама причинила. Как взвесить?

Как понять, кто прав?

— Отдай, — взмолилась душа.

И Лилечка разжала руки, отпуская.

— Пробуй, — сказала она. — Сумеешь его одолеть, тогда и тело твое… нет…

Царевича она тоже видела.

Красивый.

Не такой красивый, как Норвуд, но, пожалуй, не будь у Лилечки Норвуда, она бы даже влюбилась. А тот глядит строго-строго. И руки на груди скрестил.

Встал.

— Ты… дал слово, — сказала душа.

— Дал, — отвечал царевич и, со вздохом, отступил. — Я сдержу его… только… ты тоже помни, что обещала.

А она вот… не идет.

Стоит.

Глядит.

Что на царевича, который душа, что на тело, вытянувшееся на полу. На Лилечку. На… дорожку тонкую, пролегшую меж зачарованных дерев.

И не спешит.

— Я…

— Прости, — царевич склонил голову, а после и вовсе опустился на колено. — Прости, если сможешь… за то, чего нельзя изменить.

— Я… хотела бы.

— Не получается?

— Не знаю… я давно ненавидела, но… — она заплакала. И слезы плыли туманом. — Я так давно ненавидела… и убивала… их… своих девочек… свою дочь… и её дочь, и дочь её дочери… даже когда появился шанс…

Он встал.

И обнял.

И… сказал:

— То, что было прежде, не изменить. Но можно изменить то, что будет… Тамановы — крепкий род, богатый…

— Кто им позволит сохранить…

— Сделка? — спросил он. — Поклянусь душой, что не позволю судить, что… если не станут твои дочери умышлять против отца или меня, или братьев моих…

Лилечка отвернулась.

То, о чем говорили люди, было, несомненно важным, но сейчас её беспокоило иное. Там, над озером, творилась чужая волшба, что хорошо, ибо мертвым пришел час упокоиться. Но эта волшба была слишком сильной, чтобы развеяться без остатка, а стало быть…

…надо поспешить.