Разве что храм преобразился, да и то Стася, сколь ни силилась, так и не поняла, в чем дело.

— Димитриева-младшая вчера отошла, а матушка её еще тогда. Слишком уж с темною силой связаны они были, вот, как заклятье рухнуло, так по ним и ударило. Примороченных будут лечить, кого можно… если нет, то по монастырям отправят. Тех, кто клятву добровольно принес, казнят… да им все одно. Димитриевы как пали, так и клятва сработала, там казнь — это даже милосердно.

Стасю передернуло.

Все-таки не настолько она к местным реалиям адаптироваться, чтобы вот так все воспринимать.

— По мелочам же найдется кому вытянуть…

— А ты уедешь.

Мрачный. Хмурится. Сопит. И главное, обижен. Он ведь добровольно Китеж покидает, может, даже поперек царского слова. Подвиг еще один совершить собирается.

Самоотречения.

А Стася не ценит.

И Ежи не ценит. Стоит. Руки на груди сложил. Взглядом мрачным буравит.

— Жениться я на тебе не стану, — сказал Радожский и голову еще выше задрал. — Это… это, может, от проклятья и избавит, да…

— А Горыню бросишь?

— Горыню? Ну… тут… думаешь, ей легче будет, если вот так, без благословения? — вскинулся князь. — И дети незаконнорожденные? Да еще и проклятые, как… или ты придумал, ведьмак, как от этого избавиться?

Сказал и руку поднял.

Ежи понурился.

Он думал.

Книги вон все перебрал, те, что нашел, да только…

— Если ты уедешь, то проклятье не отступит. Сначала тебя сожрет. Потом её…

— Её — вряд ли. Я у Верховной спрашивал, говорит, что ведьму сложно проклясть. Что-то там… вроде как сам мир бережет. Так что… от моего отъезда вам ущерба не будет.

— Погодите вы, — Стася присела, и на колени тотчас взобрался Бес.

…ведьмы письмо прислали, просят дозволить им котиков приобрести. То есть, взять на содержание, ежели на то Стасина воля будет.

Можно подумать, Стася что-то решает.

Пусть приходят. Авось, кому из кошачьей братии и глянутся.

— Ты говорил, — она указала на Ежи. — Что там буква и суть различались, верно?

— Верно.

— Что буква говорила о заключении брака, так?

— Так.

— А по сути он желал чего? Единения родов, так?

— Так… ему необходимо было получить доступ к силе Радожских, которые несут в своей крови каплю истинного огня, того, которого от птицы, фениксом именуемой, достается…

— Хорошо, — Стася поднялась и подошла к князю. — Но ведь… единение это — это же не только через брак можно!

— Что?

— Брак — проще всего, но… дай-ка сюда, — она сама вытащила клинок из ножен и ткнула в протянутую ей руку.

— Больно! — возмутился князь, но как-то не слишком уж активно.

— Ничего, — себя порезать было сложнее, но Стася справилась. А потом сжала широкую его ладонь и сказала: — Вот как муж ты мне, уж извини, не особо и надобен, а за брата вполне сгодишься…

— Брата? — Радожский моргнул.

— Брата… брат тоже родственник. И близкий. Поэтому, если братом тебя признать, то роды единятся. Так, Евдоким Афанасьевич?

Выглянувший из стены дух хмыкнул.

— Волковы… что ж, ничего против этакого единения я не имею.