Поднес к носу.

И кивнул.

— Они, как есть. Полынные слезы. И полынь, мнится, не простая. На погосте брали?

— На могилках, — раздалось очень тихое. — Извините, если я помешала, но… мне очень нужно с вами поговорить.

В темном дорожном платье Аглая казалась еще более хрупкой, нежели обычно.

— Да что вы… — взвизгнула Марфа, вскакивая. И руками взмахнула. Тяжелые крылья одеяния её скользнули по столу, опрокидывая пироги да кувшины. — В моем доме и меня виноватить будут!

— А ну тихо! — рявкнул Фрол Матвеевич, тоже подымаясь.

Следом и Матвей Фролович встал.

Нахмурился.

А Стасе подумалось, что даже без обычных своих шуб, купцы гляделись грозно.

— Дружка! Карпятка! — возопила Марфа. — Что-то вы, гости дорогие, вовсе край потеряли…

Голос её звенел.

От страха.

Стася теперь видела и его, и еще что-то другое, темное и недоброе, окутавшее купчиху.

Хлопнули двери и в зале стало… тесновато. Холопы, откликнувшиеся на зов хозяйкин, оказались парнями крепкими, едва ли не больше купцов.

И дубины в руках держали.

И…

— Вздумали тут… на вдову честную клеветать! Мой хлеб ели, — причитала Марфа, вытирая слезы кончиком шелкового рукава. — Мой квас пили…

— С полынной слезой? — мрачно осведомился Фрол Матвеевич, с дубин взгляда не спуская. И ведь не отступится, ибо не по чести купцу солидному холопов убоятся.

— Врет он! — взвизгнула Марфа. — Ведьмин выкормыш…

— Матушка моя — женщина обыкновенная, — возразил Ежи. — И не лгу я.

— Не лжет, — кивнули купцы.

— Значит, я лгу?! И на кой мне надобно гостей травить, а?! Я с них живу, я…

— Это игруши, — произнесла Аглая все так же тихо. — Они к вам давно ходят, а вы…

— Ведьма! — этот женский визг ударил по ушам. — Ведьмы!

И протянутый палец, украшенный перстнем, ткнул в Стасю.

— Ведьмы виноваты! Это они все… они…

— Тихо, — Фрол Матвеевич кулаком по столу хрястнул, отчего и миски, и кувшины, и ковшики подпрыгнули. — Девонька… такое ведь обвинение, оно не просто. Разбираться надобно.

Аглая кивнула и, решившись, сделала шажок к стасе.

— Надо.

— Ты, — Фрол Матвеевич указал на холопа с дубиной. — Иди, пущай пошлют кого за государевым человекеом…

— Не смей! — рявкнула Марфа. — Я тебе хозяйка…

— Иди, иди, а то ведь знаешь, как оно… сегодня хозяйка, а завтра… а ты, Марфуша, успокойся. Коль нет твоей вины, то и бояться нече.

Холоп не шелохнулся.

А вокруг Марфы заклубилась, заворочалась темнота.

— Что ж, гости дорогие, — она развела вдруг руки, и крупное лицо её побагровело от натуги. — Не хотела я так, да сами виноватые…

Она растопырила пальцы, и ладони широкие, поблескивавшие от пота, устремились друг к другу. Медленно. И сближение это тяжко Марфе давалось.

Охнула Никанора.

Мотнул головой, зашатавшись вдруг, Матвей Фролович, а из носу его побежала струйка крови. Завопил рядом Бес, вскочивши на стол, прошелся, выгнувши спину.

…но если руки коснуться друг друга, случится страшное. Что именно, Стася не знала, но знала, что противостоять этому, чем бы оно ни было, не сумеет.