Он отпустил всех.

Стася видела.

И это было страшно. Ей хотелось отвернуться, закрыть глаза, но вместо этого она заставляла себя сидеть и смотреть.

Считать.

И не сбиваться.

Кто-то тихонько плакал, подвывая. Кто-то матерился. А Стася вот смотрела. И потому уловила момент, когда Ежи покачнулся да начал тихо клониться набок. Она успела подскочить к нему, откуда только силы взялись, да подхватить, уложить на лавку. И сказать последней твари, темной и страшной:

— Он… пока не сможет.

— Ты? — вполне внятно поинтересовалась тварь.

Она была уродлива.

— Анастасия, вам лучше отойти… — жестко произнес князь. И в руке его вновь огонь вспыхнул. — Это существо крайне опасно.

Опасно.

Стася видит. Понимает. Только, что с того понимания?

Игруша зашипел, а князь дернулся.

— Вы этак терем спалите, — проворчала Стася, пытаясь понять, что ей делать. Ежи дышал, но определенно пребывал в том состоянии, когда спасение мира — дело самого этого вот мира. Игруша же переминался, явно выказывая нетерпение.

И недовольство.

Он, проковыляв к Стасе, неловко поднялся на кривеньких ножках:

— Пусти!

— Я не знаю, как, — Стася готова была расплакаться. — Погоди, Ежи очнется и отпустит тебя…

— Проще уничтожить, — князь не собирался убирать пламя с ладони, которое горело ровно и спокойно, явно не собираясь исчезать.

Игруша оскалился.

— Тише. Никого он уничтожать не будет.

— Я могу!

— Не сомневаюсь.

Вот почему мужчины такие идиоты? Не все, изберательно, так сказать. Неужели не видит, что это по сути своей страшный, но все-таки ребенок.

— Иди сюда, — Стася протянула руки и существо, мгновенье поколебавшись, все-таки бросилось к ней, вскарабкалось, цепляясь за подол острыми коготками. А там, прижавшись к платью, вовсе затихло. Странно было все. И то, что больше Стася не испытывала к нему отвращения.

Нет, она осознавала, что это нечисть.

Или нежить?

Живым он точно не было. Живые Стасей воспринимались иначе. Но и черноты, той, которую она из Дурбина потянула, тоже не ощущалось.

А было…

— Потерпи немного, ладно? — она провела ладонью по горбатой спинке. — Ты устал тут. Но я действительно не знаю, как тебе помочь. А он вот знает.

— И это надо еще выяснить, почему, — проворчал в сторону князь, рука которого стала ощутимо подрагивать. То ли пламя было тяжелым, то ли изображать из себя вечный огонь было не легко.

— Но он устал. Сильно.

— Пусти, — проныл игруша, пытаясь свернуться на коленях клубком.

Бес, подобравшись к краю стола, глянул на несуразное это существо и фыркнул, отвернулся, верно, счел не настолько опасным, чтобы внимание уделять.

— Как?

— Ведьма, — проблеяла Марфа, некрасиво оскалившись. — Видишь, добрый господин, это все она! Как есть она! В мой дом пришла! Притянула тварей своих…

— Молчи.

— А на всякий роток не на кинешь платок! Ты поглянь, поглянь… и ты, Фролушка… поглянь… вона, они как… к ней тянутся, как к мамке родной…

— Мамка, — повторила игруша, вздрагивая и разворачиваясь. И жалобно проблеяла: — Ма-а-амка… мамка, пусти!

— Она это… как есть она! Мои люди подтвердят! Притянула, подкинула…

— Мамка! — игруша, скатившись на пол, заковылял к почтенной вдове.