— Уберите его!

— Не могу, — сказала Стася, чувствуя, что притихшая было сила наливается и вновь пробует на прочностью Стасину волю. А воли этой и нет. Откуда воле взяться, когда все так… так…

Несправедливо!

— Пусть будет по-справедливости, — сказала она, будто кто-то иной, выше, вытолкнул из Стаси эти слова.

— П-по с-с-справедливости, — согласилась тварь уже взрослым голосом. — Правда, мамочка…

Кто-то охнул, а Стася… Стася взяла и в обморок упала.

Нечаянно.

— Руки убери, окаянный! — полежать в обмороке ей не позволили.

— Она моя невеста!

— От когда женою станет, тогда и лапать будешь, — брюзгливо произнесла Баська. — А то ишь, много вас тут, женихов, вьется.

— Я не вьюсь!

— Ага…

— Да что ты вообще себе позволяешь, знаешь, кто я?

— Кто? — на лоб Стасе шлепнулась мокрая тряпка, с которой потекло на лицо, на волосы и на губы. Стася даже сглотнула, но зря, ибо вода оказалась кислою.

— Князь Радожский!

— Ага…

— Чего «ага»?

— Всего… мне моя нянюшка сказывала, что была у ней подруженька в молодые годы, к которой тоже все князь один захаживал. Женихался. А после, как у ней живот попер, то и сгинул, будто его и не было.

Стася подумала, что если тихонько открыть глаза, хотя бы один, то она сможет увидеть выражение лица Радожского, которое наверняка стоит того, чтобы быть увиденным.

— Так что иди-ка ты, князь, отсюдова, — присоветовала Баська и тряпкой по Стасиному лбу поелозила, будто до того мокроты было мало. — Делом от займись.

— Каким же? — ехидно поинтересовался Радожский.

— А то я ведаю? Государственной важности, — Баська произнесла это важно. — А то ить… столица, а развели тут непонятно что…

Спустя мгновенье хлопнула дверь.

И Баська велела:

— Открывайте уж глаза, убрался энтот… жених… тоже мне, только познакомиться успел, а уже в женихи лезет. Вы, госпожа ведьма, не больно-то привечайте, а то рожа-то у него наглющая. Такому спуску давать нельзя.

Глаза Стася все-таки открыла и тотчас закрыла, ибо в них попала вода.

Или это не вода?

Не важно, главное, что попала.

Она глаза вытерла рукавом и спросила:

— Что там… произошло?

— Страх, — Баська тряпицу подняла и ловко выкрутила, поболтала в миске и, вытащивши, вновь выкрутила. — А мне эта баба сразу не глянулась. Но кто ж знал… я от и думаю, что такого в жизни не было, чтоб мне не спалося. Одного разу только, когда слив на ночь наелася. Но тогда-то по своей дури виноватая, всю ночь живот крутило, просто спасу не было. Однако же ж туточки я слив не ела. А спала маятно.

Тряпку она Стасе протянула.

— Папенька злой весь, прям бородища дыбом. Никанора лежит… вроде спит. Думаю, что спит. Он все одно велел целителя кликнуть, но кликать некому. Все туточки, как стояли, так и повалилися, когда Марфа того…

— Чего?

— Сожрали её.

— Совсем? — зачем-то уточнила Стася, хотя, наверное, если бы частично, легче бы от этого не стало.

Баська задумалась.

— Поршни ейные остались, — пискнула Маланька, которая сидела бледна-бледна, только в миску вцепилась. — И еще заушницы.