— Сочувствую, — отозвался с другой стороны Махеев, вынырнувший по за ради этакого дела из обычное свое полудремы. — Что делать будешь?

— А что им сделаешь? — отозвался Гурцеев, стараясь глядеться спокойным.

— Оно-то так… давно укорот дать надобно. А то ишь, волю взяли… — голос Тиховского прозвучал неожиданно звонко, громко и даже мухи, гудевшие где-то там, под сводчатым потолком, притихли.

А государь-батюшка встрепенулся, очнулся, обвел думу осоловелым взглядом, явно не очень разумея, кто все эти люди и чего ради они тут собрались, да рученькою махнул.

Мол, все.

И сам поднялся, потянулся до хруста в костях.

— Хорошо-то как… — сказал да удалиться изволил.

— Хорошо-то хорошо, да… маги требуют, чтоб распределение ведьм было прозрачным, — теперь уж Нахорский говорил, если не во весь голос, то всяко не шепотом. — Ко мне обратились, чтобы поспособствовал. Прожект готовы предоставить.

— Чего?

— Аукциона. Стало быть, кто больше заплатит, тот ведьму и получит.

— Как-то это… — Махеев щелкнул пальцами. — Не по-людски…

— Зато по справедливости, — Нахорский головой мотнул. Вот ведь упрямец, и батька его таким же был. По-за своего упрямства и сгинул. — А то ведь что получается?

— Что?

— Старшенький мой который год сосватать пытается, а все-то… не то им, не так… ни одна не глянула. А он ведь старался. Если же иначе, то все и понятно. Заплатил? Получи жену. А то ишь… дело серьезное, куда там с бабскими прихотями… они вона вновь отказали…

— Может, и к лучшему, — пробормотал Махеев, бороду оглаживая. И на Гурцеева глянул этак, виновато.

— И это тоже нельзя оставлять без последствий! — Нахорский вскочил и посохом о пол стукнул, отчего иные бояре, прислушивавшиеся к беседе осторожно, исподволь, вздрогнули. И зароптали. — Где это видано, чтобы вот так с людьми. И ладно бы холопа какого обращала, но мужа живого… и безнаказанно!

— Уймись, — сказал Гурцеев спокойно, хотя тянуло вот перехватить посох да стукнуть пару раз по макушке, вразумления ради. Как оно случалось в прежние-то времена. Помнится, батюшка, светлая ему память, сказывал, что порою заседаниях так друг друга вразумляли, что, случалось, после иных вразумленных отпевать приходилось.

Но нельзя. Не те ныне бояре пошли.

Слабые.

Так и норовят спрятаться, что за эдиктами, что за указами. Что за этим вот, баловством.

— В старом договоре написано, что, коль ведьма истинную силу свою применяет, то так оно богам угодно. Стало быть, сам виноват.

Сказано было… почти правдиво. Все ж таки сын. И положа руку на сердце, Гурцеев крепко надеялся, что заклятье ведьминское развеется.

Со временем.

А то ведь…

— …и теперь, выходит, им все можно? — Нахорский произнес это уже не для Гурцеева, но для прочих. — Вот так? По старому договору, который был писан еще когда? Ныне-то времена иные! Просвещенные!

Он вновь посохом бахнул и так, что слабо зазвенели золотые листочки над государевым троном.

Гурцеев поднялся.

Он хорошо знал, что будет дальше. Небось, Нахорские с Гильдией тесно связаны, считай, свои люди, дядька-то двоюродный во главе стоит, а собственные Нахорского сыны в чинах гильдийных да немалых. С того и выходит, что…

— …и давно уже настало время пересмотреть те, поистину кабальные условия, на которые магов заставили согласиться во спасение мира…

…и речь он готовил загодя.