|
Все, что я скрою, обязательно вылезет потом, но уже в смешном, окарикатуренном виде. В конце концов писательство - это то, что прежде всего нужно мне самому, то, что помогает мне, каждую минуту сжимает в энергетический ком, и я не должен хитрить в этом деле. Лицом к лицу с бумагой я не должен стыдиться самого себя - ни своей глупости, ни своих так называемых сантиментов. Я простой человек, имеющий отношение ко всем прохожим и проезжим, я такой же, как все они. И я им нужен - вот в чем штука, без этого дело не пойдет. Я успокаивался. В полном спокойствии я работал и в полном спокойствии посещал редакции - не напечатают сейчас, напечатают потом. Я очень прочно успокоился за несколько месяцев, но кончилась какая-то часть работы, и я стал думать: не слишком ли?.. ...За поворотом шоссе возникла в темноте подсвеченная прожектором белая каменная игла - обелиск в память павших десантников. И полон был мир для меня любви к погибшим моим братьям. - Вы Есенина любите? - вдруг спросил шофер. - Люблю, конечно, - ответил я. - Почитать вам стихотворения Есенина? - Давай. "Ты меня не любишь, не жалеешь...", "Может, поздно, может слишком рано...", "Жизнь моя, иль ты приснилась мне...", "Вы помните, вы все, конечно, помните..." - читал шофер. Я тоже пытался что-то читать, но сбивался, и он меня поправлял и читал дальше безошибочно. Он знал уйму стихов Есенина. Мы неслись по лесу, фары пробивали лес, и в глубине за соснами возникали фантастические очертания кустарника. И полон был лес для меня призраков, призраков моей любви, которые маячили из-за потухших костров, смешных и милых призраков. - А его поэму "Проститутка" ты знаешь? - спросил шофер. - Нет, не знаю такой. - Ну, так слушай. И вдруг после есенинских стихов последовало длинное графоманское сочинение о юной проститутке, сочинение с немыслимым ритмом, безобразное, сальное... Читал он вдохновенно. - Это не Есенин, - сказал я. - Как это не Есенин? - поразился он. - Это какой-то бездарный алкоголик сочинил, а не Есенин. Вдруг он затормозил так резко, что я чуть не стукнулся лбом о ветровое стекло. - Ты чего? - Давай отсюда выматывай! - Рехнулся, друг? - Выматывай говорю! Знаток нашелся. Есенин не Есенин... Он выругался, и губы у него дрожали от обиды. Я вылез из машины. - Ладно, я пешком дойду, но только ты пойми, что это не Есенин. Ты, друг, вызубрил стихи, как попка, а золота от дерьма отличить не можешь. - Спрячь свои паршивые гроши! - заорал он, выкатывая глаза, и захлопнул дверцу. Я поднял воротник, засунул руки в карманы и пошел по шоссе, потом обернулся и посмотрел, как он разворачивается. Потом пошел дальше по лунным пятнам, по качающимся теням, с холодом в душе из-за этой ссоры. Минут через десять я услышал шум мотора сзади и обернулся. Фары из-за поворота описали дугу по елкам, делая их из черных зелеными - показалась машина, это было мое такси. - Садись, - сказал шофер. Я молча сел с ним рядом. - Я сейчас рифму разобрал, может, ты и прав, может это и не Есенин. Должно быть, действительно какой-нибудь алкаш сочинил. - Ты с "Мосфильма"? - через минуту спросил он. |
