Изменить размер шрифта - +

     Костюмерши, гримерши и ассистентки, стеная, бросились к Тане с плащами и одеялами.
     - Танечка, бедненькая наша! Промокла, деточка! - кричали они.
     Надо сказать, что в любой киногруппе исполнительница главной роли всегда считается бедненькой, миленькой, самой красивой и самой талантливой, ужасно несчастной, маленькой деточкой, ее всегда боготворят и трясутся над ней.
     Кольчугин и второй оператор Рапирский наслаждались дождем, и, видно, руки у них зудели, особенно у Кольчугина. Они воздевали руки к небу и причитали:
     Дождик, дождик, пуще!
     Дам тебе гущи!
     Хлеба каравай!
     Весь день поливай!
     - Весь день не надо, - строго сказал Нема. - У нас сегодня еще режим.
     Мы устанавливали приборы, тянули кабель от "лихтвагена", монтировали "митчел" на операторскую тележку, натягивали палатку для Андрея и Тани. Пустынный этот и дикий уголок оглашался криками и стуком. Для веселья звукотехники пустили через динамик ленту с записями Дейва Брубека. Все бегали, все что-то делали или делали вид, что делают. И только Павлик сидел один среди этой ярмарки в позе роденовского "Мыслителя", тоже в общем что-то делая.
     - Где же машины? Где же, Немочка, машины? Где же они, золотая рыбка? - наседали на администратора Кольчугин и Рапирский.
     Приехали машины, самосвал притащил на буксире "Волгу" с разбитым капотом, а за ними прикатила целая "Волга", такого же цвета, как разбитая.
     Суть эпизода состояла в следующем. Таня и Андрей гонят куда-то (я не знал содержания сценария), гонят куда-то на "Волге". Здесь, на этом месте, столкновение с грузовиком.
     "Волга" в кювете. Таня и Андрей пострадали, но только слегка.
     Они, значит, некоторое время должны промаяться в кювете, возле машины, и поссориться окончательно, а потом Таня побежит в лес, а Андрей, значит, за ней, не будь дурак, и тут, значит, наплыв.
     Наконец все поставили, установили. Кольчугин и Рапирский заняли свои места, из палатки вылезли уже в гриме и костюмах Таня и Андрей, и тут заметили, что на площадке нет режиссера. И под сосной его не было. Побежали искать и нашли за "тон-вагеном". Павлик с автором стояли друг против друга и о чем-то страстно спорили. Дождь стекал с них ручьями. Понять, о чем они спорили, было совершенно невозможно, потому что они только мычали и выкрикивали иногда какие-то слова. Крутили пальцами у носа, дергали друг друга за пуговицы, хлопали друг друга по плечу, мычали и кричали.
     Павлик:
     - М-м-м, нет-нет, м-м-м, что вы, Юра! М-м-м, Белинский!
     М-м-м, народ, культура, м-м-м, во все века, Юра!
     Автор:
     - М-м-м, новая волна, м-м-м, Григорий Григорьевич, мм-м, экспрессия, м-м-м, кино как таковое, м-м-м...
     Развязный Нема подошел и ткнул режиссера в бок.
     - Прикажите записать простой, Григорий Григорьевич? Простой на почве идейных столкновений?
     - Ха-ха-ха! - словно смущенный сатана, захохотал Павлик. - Боже мой, Нема! Господь с вами, Нема! Милостивый боже!
     Закинув под мышку трость, он засеменил к площадке, маленький, сгорбленный, в огромном обвисшем берете.
     Зажглись осветительные приборы. Дождь повис перед ними хрустальными дымными шторами, тут и там на грани серого света и яркого сияния приборов возникло подобие радуги.
Быстрый переход