|
Тихо шелестели и изредка хлопали его клеши. - Я, Валя, на минном тральщике служил, а потом на энском эсминце. Даже в загранку ходил, в Стокгольм с дружественным визитом. Он посмотрел на меня искоса, поставил чемоданчик на асфальт и вытащил из кармана военный билет. Открыл его и показал мне: Югов Сергей Иванович, старшина II статьи, - сжатое, как кулак, лицо с выпирающими желваками. Потом он показал мне карточки жены и дочки и, наконец, паспорт и служебное удостоверение. Я тоже предъявил свои документы, и это еще сильнее сблизило нас. До отхода его поезда оставалось сорок пять минут, и мы направились в вокзальный ресторан. Решили махнуть рукой на все и потратить еще по два рубля пятьдесят копеек. В ресторане было битком, мы с трудом отыскали места за столом рядом с двумя старшими лейтенантами, врачами. Это был обычный вокзальный ресторан, шумный, с огромной картиной Налбандяна, с обалдевшими, замученными официантками, с шевелящейся разношерстной толпой, но с оркестром. Оркестр был дурацкий, тоже очень шумный, и странно было слышать в нем трубу с удивительно чистым звуком. Труба, сравнительно молодой отечный человек, видимо, задавала тон в этой компании - они играли мелодии из "Серенады Солнечной долины". Сережа все смешивал водку с пивом. Вдруг наклонился ко мне: - Давай скинемся на "Полонез" Огинского? - Что? - Давай по полтиннику скинемся на "Полонез" Огинского? Я сообразил, в чем дело, и выложил полтинник. - А ты думаешь, они сыграют за полтинник? - Черт, - задумался Сережа. - Очень хочется послушать. Вдруг он повернулся к старшим лейтенантам: - Скинемся на "Полонез" Огинского? Офицеры уставились на него. - Скинемся по полтинничку, товарищи старшие лейтенанты? - Что такое? Ничего не понимаю, - сказал один офицер. - Я не люблю "Полонез" Огинского, - сказал второй, - в зубах он у меня застрял. - Что вы, обеднеете от полтинника? - возмутился Сергей. - Фу, какие жадные! Он встал и пошел к музыкантам. Труба, наклонившись и иронически улыбаясь, кивнула ему и забрала деньги. Сережа вернулся и сел, прикрывшись рукой от офицеров. Те переглянулись недоуменно и смущенно засмеялись. - Сейчас, - сказал мне Сергей. - Слушай. И грянул "Полонез" Огинского. Ту-у-у, ту-ру-ру-ру, туру-ра... И вверх и вниз славянская тоска с чудовищным грохотом медных тарелок и чистым звуком презрительной трубы, за рубль серебром волнение Серегиного сердца, и я, хмельной от пива и водки, тоже закрывшись рукой, как мой дружок, взволнованный и гордый тем, что это за мои пятьдесят копеек три минуты славянской тоски из репертуара всех самодеятельных оркестров, всех заводских и сельских клубов, ту-у-у, туру-ру-ру, ту-ру-ра... А Сережка кивал музыкантам и кивал иногда мне - это он заказал, и он слушал, и он был добр, пусть уж и эти жадные врачи послушают, пусть слушает весь ресторан, надо же - какая музыка! - Все! Девушка, получите с нас! Расчет был нелегкий, но вышло по два шестьдесят семь. Терпимо. Мы обменялись адресами, и Серега поехал в Пярну. Он стоял на подножке вагона, клеши под ветром щелкали об его ноги. Он кричал: - Валька, в случ-чего разорись на телеграмму! Еще одним дружком стало у меня больше. |
