|
Несмотря на толстые дубовые двери, из комнаты долетали крики. Катрин узнала высокий голос графини. - Я оставлю у себя эту девку так долго, как мне это понадобится, и не советую противиться. - Какая муха вас укусила, раз вы вмешиваетесь в мои дела? - А зачем вам нужна эта цыганка? - Это мое дело. Потерпите... Я вам ее верну. Голоса стали глуше, но Катрин поняла. Супруги ссорились из-за нее... и ей нечего было ожидать от женщины, которую она намеревалась приручить. Виолен как бы следила за ходом ее мыслей, а потом начала зло хохотать. - Тебя это удивляет? А на что ты надеялась? Стать фрейлиной? Катрин, в свою очередь, пожала плечами с деланной непринужденностью. - Мне хотелось бы надеяться, что благородные дамы умеют ценить оказанные им услуги... Но в конце концов это не имеет никакого значения. Ее спокойный тон, должно быть, произвел впечатление на девушку, потому что она перестала смеяться, недоверчиво посмотрела на Катрин и быстро перекрестилась, словно неожиданно встретилась с Сатаной. Разговор на этом оборвался. К тому же открылась дверь. Разъяренный Ла Тремуйль выскочил из комнаты в своем развевающемся красном с золотом плаще. Он приостановился, узнав Катрин, смерил ее с головы до ног горящими глазами и, не сказав ни слова, устремился по лестнице вниз с такой быстротой, что, казалось, было невозможным для его тучного тела. Взгляды Катрин и Виолен скрестились, как обнаженные клинки. Шаги толстого камергера затихли. Презрительная улыбка появилась на лице юной фрейлины, которая небрежным жестом толкнула дубовую створку двери. - Теперь можешь войти. Расправив плечи и гордо подняв голову, Катрин прошла мимо нее и с удовлетворением услышала, как дверь захлопнулась за ее спиной. - Не так громко, Виолен, - крикнула мадам Ла Тремуйль с раздражением. - У меня голова раскалывается от боли. Уже одетая, но непричесанная, она с недовольным видом расхаживала по комнате среди разбросанных в беспорядке вещей. Катрин сразу догадалась, что приход камергера вызвал поспешное бегство горничных, оставивших свои "интрументы": гребни, флаконы, заколки, горшочки с мазями. Стычка между супругами завершилась разгромом в комнате, где сам черт ногу сломит. Улыбаясь про себя, она с удивлением вошла в эту клетку одного из хищников, тщательно хранившую в своих стенах секреты важных сеньоров и принцев. Шакал ушел, оставив после себя разъяренную самку, в сто раз более опасную, чем он сам, и Катрин решила лишить мадам Ла Тремуйль удовольствия видеть страх на своем лице. Гнев графини немедленно обрушился на нее. - Мой муж беспокоится за твою шкуру больше, чем она того стоит, как мне кажется. Честное слово, он ведет себя как самец в сезон любви. - Если он беспокоится за мою шкуру, - холодно сказала Катрин, - это вовсе не от того, что он сумел ею попользоваться. Вашим вызовом к себе, высокородная дама, вы спасли мне... - Спасли? Что еще за слово? На что еще может надеяться такая девка, как ты, как не на благосклонность именитого сеньора? Ты забываешь, что я его жена? - Я ваша служанка. Ваши распоряжения, данные мне, позволяют предполагать, что я могу его забыть. Гнев дамы пошел на убыль, охлажденный тоном собеседницы. В гневе она обычно пыталась пустить кровь первому встречному, но женщина, стоявшая перед ней, не выражала страха, и она вспомнила, что нуждается в ее услугах. |
