Наше разочарование длилось минут двадцать. Все это время милашка Эль приглядывала за нами, отчасти из любопытства, а отчасти на случай, если нам что-нибудь понадобится. Она понимала, что мы занимаемся пусть и скучным, но серьезным колдовством, и была изрядно напугана, но не уходила.

Когда мы покинули спальню, я сказал Эль, что впечатлен ее смелостью. Был бы помоложе, сделал бы ей предложение.

Почему-то я решил, что могу подразнить девушку.

Она мужественно ответила:

– Сударь, у тебя уже есть жена. Она сильнее и красивее меня.

Светлячок расхохоталась:

– Папа, тебя отшили!

– Да я… просто пошутил… Эль, я пошутил. Честно. Я бы ни за что не повел себя с тобой неподобающе.

– Сударь, я знаю. Если бы тебя интересовали юные девушки, ты бы договорился с сержантом Нвинн или нашел себе кого-нибудь в лесу. – Мой обалделый вид смутил ее, но только на мгновение. – Всем понятно, что тебя, сударь, привлекает только одна дама, пусть у нее и столетняя выдержка.

Светлячок едва не надорвалась со смеху, глядя, как меня перекорежило:

– Ах! Ох! Папа, все они слишком молоды для тебя! Придется довольствоваться мной и мамой.

Ну что она несет?!

Баку жестом что-то показала то ли брату, то ли Эль. Шин со служанкой вошли в спальню и погасили лампы. Светлячок спросила меня:

– Папа, может, до «Темной лошадки» прогуляемся? Пара галлонов пива пойдут тебе на пользу.

Сколько же ей на самом деле лет?

– Даже не думай, дочка…

Подошли остальные служанки. Сана сообщила:

– Сударь, снаружи шумят. Что-то случилось.

– Сана, разве сегодня не твоя очередь идти домой? Хочешь, чтобы тебя проводили?

– Папа, закрой рот и послушай, что она говорит.

Мой сын впервые назвал меня папой. Я подозревал, что он влюблен в Сану, хоть та и не могла похвастать невероятными, как у Флоры, формами. Зато у Саны были другие привлекательные качества. К тому же она относилась к Шину лучше, чем он того заслуживал.

– Сана?

Ей больше нечего было добавить.

Так-так. Шум. Источник этого непонятного шума не заставил себя долго ждать, заявившись без стука.

– Мама! – завопила Светлячок.

– Привет, букашечка.

Шин подскочил и следом за сестрой обнял Озорной Дождь, в волосах которой были алые пряди. Эта версия нравилась Костоправу куда больше, чем рыжая ворчунья.

Даже Анко бросился к ее ногам.

Костоправ не пошевелился. Это было бы ниже его достоинства. Костоправ лишь подошел сбоку и проворчал:

– Объявилась наконец, женщина.

Пришла пора отдохнуть.

На всю ночь я был предоставлен сам себе. Отправился спать в свою комнату, но уснуть не смог.

Сердце и мозг постоянно напоминали о том, что в считаных тридцати футах наверху – эта женщина. Прообраз всех темноволосых красавиц, которых поймали наши солдаты. Та, про которую Эль сказала…

Озорной Дождь свалилась как снег на голову. Обняла детей, погладила кота, три секунды подержала мужа за руку, после чего отослала отдыхать, чтобы с утра заняться важными делами. Дети отправились по кроватям, служанки тоже. Взятая принялась готовиться ко сну прежде, чем ее муж ушел на другой этаж.

Я редко пью что-либо крепче пива Маркега Зораба и всегда проявляю умеренность. Под умеренностью подразумевается, что Костоправ способен добраться до лагеря, не свалившись по дороге.

Комнату в городе я оставил, когда мне подсунули семью.

Местные самогонщики умели очищать спирт. Самые отъявленные перегоняли его трижды и добавляли анис, чтобы маскировать пойло под невинную лакричную воду.