На столе выстроились бокалы, оплывали свечи в серебряных жирандолях, терпко благоухал огромный букет алых и белых роз. Анна и Мишель сидели друг против друга и молча смотрели в глаза.
— Нас словно заколдовали. И медленный сон на цыпочках заходит в комнату… — проговорила Анна, не отрывая глаз от Мишеля.
— Ровно в 21 час сюда войдет мой товарищ.
— Чтобы забрать меня. Но ведь мы расстанемся ненадолго. Иного выхода нет… Ведь нет, правда? — Ее движения были быстры, голос особенно звонок, и вся она напоминала маленькую встревоженную птичку.
— Это не разлука, это короткая отсрочка, — упорно «не замечал» ее тревоги Мишель. И собственной наигранной рассудительности. — А за разлукой…
— Будет ждать наш дом, и сад, и долгая, долгая жизнь. За нас! — Бокал Анны чокнулся с бокалом Мишеля. Они выпили шампанское стоя и, не сговариваясь, разбили бокалы об пол.
Анна завела патефон и поставила пластинку.
— Наш вальс! Будем танцевать! Ну, иди же, медведь! — Она медленно приблизилась к Мишелю. — Ты лучший танцор в мире.
— Я, кажется, научился не наступать тебе на ноги. — Они стояли в обнимку, не замечая кружения вальса.
— Мы будем танцевать очень часто, все, что попало, — полечку, краковяк, румбу. Даже когда станем старенькими. Тебе нравится румба? Смотри! — Анна попыталась изобразить сложные па и свалилась на диван, заливаясь смехом.
Она не заметила, как в комнате появился представительный мужчина в темном плаще и посмотрел на часы:
— Извините, господа, чуть поторопился.
— Жако Буссен. Тот самый, с портрета, — представил Мишель гостя Анне. — Он позаботится о тебе.
— Приятно, что обошлось без слез, мадемуазель Грас. Молодость, знаете ли, — это всегда прекрасно, даже во время войны. А смех — первейшее средство от всяческих неприятностей. Жако Буссен — к вашим услугам. В дорогу?
— В дорогу… Я быстро. Вещи уже собраны. — Анна торопливо вышла из комнаты.
— Значит, другого выхода нет, — проговорил Мишель.
— Ты должен понять, ситуация крайне обострилась. Нас преследуют провалы. Пока мне удалось скрыть информацию от Центра. Мы ж друзья, Миша. Но я вынужден пойти на крайние меры — немедля увезти Анну. Таков приказ. — Полковник посмотрел на Тисо с особым значением. — Не пытайся ее искать. Я коммунист и поступлю по совести. Пока еще… пока вопрос о душе остается открытым.
— По совести… — Мишель пристально вгляделся в тяжелые, непроницаемые глаза, полуприкрытые веками. — Надеюсь, я правильно понял?
— Анна будет под моей защитой. Ты не станешь пытаться встретиться с ней, писать. Столько времени, сколько понадобится. Все очень серьезно.
В дверях появился Поль и бодро доложил:
— Т-т-там все спокойно. Я наблюдал за улицей. На всякий случай проведу мадемуазель Анну через подвал.
— Ну вот — я готова. — Анна с чемоданом, в плаще и беретике старалась казаться бодрой, словно отправлялась в веселый круиз. — Присядем на дорогу?
Жако Буссен слегка обнял ее за плечи:
— Не стоит затягивать прощание. Хорошо еще, что у меня есть возможность вам помочь. Идемте, дорогая.
Анна пошла за ним, ощущая спиной, каким страшным усилием воли сдерживает себя Мишель, чтобы не попытаться удержать живую ниточку, связывающую их. Чувствует, как истончается она, вот-вот оборвется, но не двигается, стоит возле часов и смотрит вслед. А что думает? Что он думает сейчас?…
— Нет! Не могу… — Уже от двери Анна бросилась к нему, сомкнула на шее руки, не расцепить. |