— Н-да… Пустовато…

— Что вы имеете в виду?

— Обычно напряженность творческого процесса определяется количеством пустых бутылок… Боже избавь! На вас я не намекаю. Видно же, что вы трезвенница. Вернее — не злоупотребляете. Я, знаете, тоже, пью только по случаю.

Вера разлила в чашки кипяток.

— Творческий процесс пока не идет, вы верно заметили. А пью я в основном чай. Вам кофе? Мы играем на моем поле, и первый вопрос мой. — Откуда вам так много известно? Ведь я это все придумала! Их встречи, их любовь, даже белый шиповник. Вы нашли способ проникать в чужие мысли или в мое отсутствие стащили записи из диктофона? Впрочем, если вы оттуда, я имею в виду «контору», то возможно все.

— Похоже, «греческая» гадалка не рассказала вам про реинкарнацию.

— Об этих буддийских и индуистских заморочках я достаточно знаю сама. А что, теперь у сотрудников ФСБ в моде такие аргументы, как переселение души в кармическом цикле?

— Я не разведчик… По профессии. — Он взял упаковку с чаем. — Можно мне положить три пакета?

— На гостях не экономлю.

— Но меня лично весьма интригует версия реинкарнации. Забавно воображать, что уже был когда-то, кем-то. Даже «воспоминания» какие-то вдруг прорезываются. Галчонок, упавший в траву… Вальсок. Вот этот… — Сорвав с пианино скатерть, он стоя наиграл «Сказки Венского леса».

Из рук Веры выскользнула чашка.

— Разбилась! Это к счастью. Не обожглись? — Глеб нагнулся за осколками и вдруг застонал: — Черт! Радикулит прихватил, теперь не разогнусь…

— А вот массаж я делать не умею, — с вызовом улыбнулась Вера. — И мазей разогревающих у меня нет. И вообще — я вовсе не жалостливая. Вы меня с кем-то путаете. Стойте кочергой, если нравится.

— Невинная шутка! — Глеб быстро разогнулся.

— С большим намеком?

— Ну как же! Вы жалостливая, милосердная. Я ни с кем вас не путаю. Не могу! Не могу!

Повернувшись к стене, он осатанело замолотил кулаками. Потом затих, тихо стукаясь о стену лбом. Видимо, напряженно думал и наконец решился! Вернулся к столу, сел напротив Веры.

— Хорошо. Выкладываю все начистоту. Только не перебивайте, только не перебивайте вы, ради Бога! Исповедь странника… Бред идиота. Господи, с чего начать? Сколько раз я представлял этот разговор и теперь растерялся, как прогульщик на экзамене. Не смотрите на меня так… Я не преступник. Не аферист. Хотя… Решайте сами! — Он нахмурился, закрыл ладонью глаза и заговорил, словно сам с собой: — Бывает так, что события нагромождаются в некий хаос. Ну знаете, когда проявляется фото, то сначала выступают наиболее затемненные детали. И ничего понять невозможно. Изображение проступает медленно, позволяя постепенно угадывать знакомые черты… Вначале я не понимал ничего. Потом приехал в Брюссель и нашел вас. Понимаете?

— Нет, — чистосердечно призналась Вера. — С какой стати вас заинтересовала моя персона?

— Не торопите меня, умоляю… Я и так запутался. Дело в том, что некий Феликс Бобров, небрежно порывшись в лубянских досье, оболгал моего деда. Он предъявил ему самое страшное обвинение — в предательстве. Я решил выследить вас — женщину Феликса… И купить или украсть добытые вами для него документы. Документы по этому делу.

— Документы для Феликса?! Я ничего для него не добывала! Никогда!

— А письма Анны, хранившиеся за портретом? Я поселился над вашей головой — да-да, в мансарде этого дома.